Сочинения. Письма

Куняев Сергей Станиславович

13

Поставили к стенке: — Рота, пли! — Тятенька, там сказочники пришли… — …И впалили в парня пули подряд. — Сказочники сказку там говорят. — Но, еще опрежде, чем упасть, Он кричал: «Свободы, хлеба, земли! Добудем, товарищи, советскую власть!» Да взаправду сказочники пришли, Да взаправду песельники пришли! Снимайте, ребята, с дверей засов, Запускайте гармонию в семь голосов. А на той гармони планки горят, А у той гармони лады говорят.

14

В станице Бутяге Хорош улов Четыре коряги Да пять осетров. А на Дикой Кочке Еще лучш е й — Две дырявых бочки Да семь ершей. У Козьего Броду Всех превзошли — Неводом в погоду Из реки всю воду Вы-чер-пали! Чтоб мы замолчали, Нас упреди, Присказка вначале, Сказ впереди.

15

Заседлал черт вьюгу, Узду надел, Копыта раздвинул, Н а спину сел. Ударил нагайкой Вдоль спины — Подскочила вьюга До луны. Ударил нагайкой Второй раз — Подскочила вьюга — Звезды из глаз. В третий раз ударил, Свел удила — Вьюга в белой пене Плясать пошла. Сбилась, скрутилась, Расшибла лоб, Угодил черт задницей На

сугроб. Приморозил крепко, К снегу прирос, Спрятал за пазуху Собачий нос. Видит — дело плевое: Ни водки испить, Ни ведьмы полапать, Ни закурить. Сидел до рассвета черт, А днем Три красноармейца Шли тем путем. — Глядите, ребята, — Первый говорит, — — Никак хвост собачий Из снега торчит? — Второй отвечает: — Ей-ясе-ей, Откеда собаке Середь степей? — А третий подходит: — Да это черт! Вдобавок паршивый — Третий сорт. — Завязали черта Они в мешок, Затянули накрепко Ремешок, Перешли — протопали Наискось степь, Приходят в деревню И — на цепь. Сидит черт и лапой Морду трет, А кругом собрался Колхозный народ. Смотрят, удивляются, Смеются: — Рад?! Прыгал да допрыгался, Попался, брат! — Развел черт руками, Мяучит: — Угу, Оплошал, товарищи, Завяз в снегу. Нечего делать, Смеяться что ж, И у черта горе Бывает тож. — Сидит черт на цепи И день и два И мяучит жалостливые Слова: — Я, грит, безлошадный, Лысый, кривой, Я, грит, товарищи, Парень свой. Я, грит, к колхозу И так, и так, Я, грит, среди наших Почти батрак. Я, грит, безлошадный — Вьюга была, Да и та, паскуда, Меня подвела! — Чертова хитрость Людям невдомек, Выписывают черту Колхозный паек. Черт распинается, Обут, одет: — Бога, грит, товарищи, Действительно нет! Чего ж вы удивляетесь, Язви вас? На свете такое ли Есть сейчас? На свете такое ли Есть теперь? А была у мужа Баба-зверь. А он ее — палкой, Она — батогом, А он ее — плеткой, Она — утюгом. А он ее за дело, Она его — зря. Не знаем, за дело Али-бо зря. Она — в председатели, Он — в писаря! На него прошение Ей несут. А он ее — палкой, Она — в нарсуд. Заскрипели перья, Пошла кутерьма: Ей-то повышенье, Ему — тюрьма. Чего же вы гогочете, Язви вас? Подносите песельникам Хлеб и квас. Подносите сказочникам Вина, Упрошайте каждого Пить до дна. Чтобы чашку д о рту Каждый донес, Чтобы сказ про черта Пелся всурьез. А и начал он крутить Да мутить народ, А и начал он шмыгать Взад и вперед: — Мы, грит, не каторжные, Это что ж, Засевай пшеницу, Овес и рожь. Засевай пшеницу, Овес и рожь, Отдавай задаром, Да это что ж? Отдавай пшеницу, Овес и рожь, Содирай со тела Двенадцать кож! — А и начал он крутить Да мутить народ. А и начал он шваркать Взад и вперед: — Почему, откуда, Как это так — Для советской власти Всякий — кулак? Если три коровы Да лошадок пять, Почему б такого В колхоз не взять? А середь колхозу Такие нашлись — Сидят на карачках И плачут: «Жи-исть!» Сидят, смотрят грустно И ноют: «Жи-и-сть!» Да такое дело Времем случись: Задумал черт ночью Чинить поджог, Подпалил конюшни, Чуть не убег, Да поймали черта Тогда мужики, Кулацкого черта Да в кулаки. Да еще оглоблями Со телег, Да еще с размаху Да жопой в снег!.. Эх, гармони пестрые, Снегири, Вот какие черти, Черт побери! Так не жди, хозяин, Черт подери, А такого черта Сразу бери. Бери за загривок Побольней Да гвоздём подборным В пять саженей. Эх, гармони звонкие, Серебро, Береги, хозяин, Свое добро. Береги, хозяин, Добро свое Кровное, Колхозное, Советскоё. Под гармонь мы скажем Без всяких затей: Наладится дело Без чертей. Раз вина не выпил — Крепко стоишь, Те ж, кто в чертей верит Получай шиш!..

16

А у нас колхозы В златом хлебу, А у наших коней Звезды на лбу. А ты что за чудная Река — Иртыш? В золотых колосьях Вся ты горишь, А те хлеба к Омску Рекой потекут, А те кони красных Бойцов понесут. Да у нас в совхозах (Давно пора) Уселись ребята На трактора. Иртыш, разговаривай, Журчи быстрей, Не видал ты раньше Таких зверей? Не на том ли тракторе Маленький-мал Поле с края до края Перепахал? И уже обвыкся В наших ветрах Норовистый красный Широкий флаг. А у нас по-новому Теперь живут, А у нас в колхозах Девки поют: «Я березу белую В розу переделаю, У мово у милого Разрыв сердца сделаю. А не сделаю разрыв, Пойдем с милым на обрыв — Иль в реке утопимся, Иль в хлебах укроемся. Все березыньки в тумане, И река не пенится, Милый ходит вокруг бани, Ругается-сердится. Милый, чо, милый, чо? Милый, сердишься за чо? Чо ли люди чо сказали, Чо ли сам заметил чо? На своем коне посадкой Ты меня не удивишь, Мне теперь увидеть сладко, Что на тракторе сидишь. Мы с тобою не в разладе, Талисман убереги, Подкулачник в палисаде, Ты его не стереги. Сама плетку закручу, Сама лазать отучу…»

17

Круг по воде и косая трава, Выпущен селезень из рукава. Крылья сложив, за каменья одна Птичьей ногой уцепилась сосна, Клен в сапожки расписные обут, Падают листья и рыбой плывут. В степи волчище выводит волчат, Кружатся совы, и выпи кричат. В красные отсветы, в пламень костра Лебедем входит и пляшет сестра. Дарены бусы каким молодцом? Кованы брови каким кузнецом? В пламень сестра моя входит и вот Голосом чистым и звонким поет. Чьим повеленьем, скажи, не таи, Заколосилися косы твои? Кто в два ручья их тебе заплетал, Кто для них мед со цветов собирал? Кончились, кончились вьюжные дни. Кто над рекой зажигает огни? В плещущем лиственном неводе сад. Тихо. И слышно, как гуси летят, Слышно веселую поступь весны. Чьи тут теперь подрастают сыны? Чья поднимается твердая стать? Им ли страною теперь володать, Им ли теперь на ветру молодом Песней

гореть и идти напролом? Синь солончак и звездою разбит, Ветер в пустую костяшку свистит, Дыры глазниц проколола трава, Белая кость, а была голова, Саженная на саж е нных плечах. Пали ресницы, и кудерь зачах, Свяли ресницы, и кудерь зачах. Кто ее нес на саж е нных плечах? Он, поди, тоже цигарку крутил, Он, поди, гоголем тоже ходил. Может быть, часом, и тот человек Не поступился бы ею вовек, И, как другие, умела она Сладко шуметь от любви и вина. Чара — башка позабытых пиров — Пеной зеленой полна до краев! Песня моя, не грусти, подожди. Там, где копыта прошли, как дожди, Там, где пожары прошли, как орда, В свежей траве не отыщешь следа. Что же нам делать? Мы прокляли тех, Кто для опавших, что вишен, утех Кости в пол ы нях седых растерял, В красные звезды, не целясь, стрелял, Кроясь в осоку и выцветший ил, Молодость нашу топтал и рубил. Пусть он отец твой, и пусть он твой брат, Не береги для другого заряд. Если же вспомнишь его седину, Если же вспомнишь большую луну, Если припомнишь, как, горько любя, В зыбке старухи качали тебя, Если припомнишь, что пел коростель, Крепче бери стариков на прицел, Голову напрочь — и брат и отец. Песне о войске казачьем конец. Руки протянем над бурей-огнем. Песню, как водку, из чашки допьем, Чтобы та память сгорела дотла, Чтобы республика наша цвела, Чтобы свистал и гремел соловей В радостных глотках ее сыновей!

18

Переметная застава, Струнный лес у Кокчетава. По небу, по синему Облака кудрявые бегут. Струнный лес у Кокчетава, Разожгла костры застава. Гей, забава, слушай Песню эту в тишине. Другу вслед заулыбайся, Своему отцу признайся, Что руками белыми Зануздала милому коня. Своему отцу признайся, Вдаль гляди и улыбайся, Это кавалерия По степи да с песнями идет. (Версты — дело плёвое, Бей их, конь, подковою, На врага сумей примчаться. Что, девчонка, спрятала лицо? Выходи полюбоваться, Гей, иди полюбоваться На красных бойцов.) Примем, примем бой кровавый, Стали вкруг страны заставой, И пущай попробуют Налетать на воинов враги! Вкруг страны стоим заставой И идем мы в бой кровавый, Запевалы начали Первыми противника рубить. Заготовлены квартиры, Ладный конь у командира — Полквартала, пегий, На копытах задних проплясал. Ладный конь у командира, Что ты взглядом проводила. Твой дружок, чернявая, Служит в девятнадцатом полку. 1929-30

ГОРОД СЕРАФИМА ДАГАЕВА

Старый горбатый город — щебень и синева, Свернута у подсолнуха рыжая голова, Свесилась у подсолнуха мертвая голова, — Улица Павлодарская, дом номер сорок два. С пестрой дуги сорвется колоколец, бренча, Красный кирпич базара, церковь и каланча. Красен кирпич базара, цапля — не каланча, Лошади на пароме слушают свист бича. Пес на крыльце парадном, ласковый и косой, Верочка Иванова, вежливая, с косой, Девушка-горожанка с нерасплетенной косой, Над Иртышом зеленым чаек полет косой. Верочка Иванова с туфлями на каблуках, И педагог-словесник с удочками в руках. Тих педагог-словесник с удилищем в руках, Небо в гусиных стаях, в медленных облаках. Дыни в глухом и жарком обмороке лежат, Каждая дыня копит золото и аромат, Каждая дыня цедит золото и аромат, Каждый арбуз покладист, сладок и полосат. Это ли наша родина, молодость, отчий кров, — Улица Павлодарская — восемьдесят дворов? Улица Павлодарская — восемьдесят дворов, Сонные водовозы, утренний мык коров. В каждом окне соседском тусклый зрачок огня. Что ж, Серафим Дагаев, слышишь ли ты меня? Что ж, Серафим Дагаев, слушай теперь меня: Остановились руки ярмарочных менял. И, засияв крестами в синей, как ночь, пыли, Восемь церквей купеческих сдвинулись и пошли, Восемь церквей, шатаясь, сдвинулись и пошли — В бурю, в грозу, в распутицу, в золото, в ковыли. Пики остры у конников, память пики острей: В старый, горбатый город грохнули из батарей. Гулко ворвался в город круглый гром батарей, Баржи и пароходы сорваны с якорей. Посередине площади, не повернув назад, Кони встают, как памятники, Рушатся и хрипят! Кони встают, как памятники, С пулей в боку хрипят. С ясного неба сыплется крупный свинцовый град. Вот она, наша молодость — ветер и штык седой, И над веселой бровью шлем с широкой звездой, Шлем над веселой бровью с красноармейской звездой, Списки военкомата и снежок молодой. Рыжий буран пожара, пепел пустив, потух, С гаубицы разбитой зори кричит петух, Громко кричит над миром, крылья раскрыв, петух, Клювом впиваясь в небо и рассыпая пух. То, что раньше теряли, — с песнями возвратим, Песни поют товарищи, слышишь ли, Серафим? Громко поют товарищи, слушай же, Серафим, — Воздух вдохни — железом пахнет сегодня дым. Вот она, наша молодость, — поднята до утра, Улица Пятой Армии, солнце. Гудок. Пора! Поднято до рассвета солнце. Гудок. Пора! И на местах инженеры, техники, мастера. Зданья встают, как памятники, не повернув назад. Выжженный белозубый смех ударных бригад, Крепкий и белозубый смех ударных бригад, — Транспорт хлопка и шерсти послан на Ленинград. Вот она, наша родина, с ветреной синевой, Древние раны площади стянуты мостовой, В камень одеты площади, рельсы на мостовой. Статен, плечист и светел утренний город твой! 1931

АВГУСТ

Угоден сердцу этот образ И этот цвет! Языков

1

Еще ты вспоминаешь жаркий день, Зарей малины крытый, шубой лисьей, И на песке дорожном видишь тень От дуг, от вил, от птичьих коромысел. Еще остался легкий холодок, Еще дымок витает над поляной, Дубы и грозы валит август с ног, И каждый куст в бараний крутит рог, И под гармонь тоскует бабой пьяной. Ты думаешь, что не приметил я В прическе холодеющую проседь, — Ведь это та же молодость твоя, — Ее, как песню, как любовь, не бросить! Она — одна из радостных щедрот: То ль журавлей перед полетом трубы, То ль мед в цветке и запах первых сот, То ль поцелуем тронутые губы… Вся в облаках заголубела высь, Вся в облаках над хвойною трущобой. На даче пни, как гуси, разбрелись. О, как мычит теленок белолобый! Мне ничего не надо — только быть С тобою рядом и, вскипая силой, В твоих глазах глаза свои топить — В воде их черной, ветреной и стылой.

2

Но этот август буен во хмелю! Ты слышишь в нем лишь щебетанье птахи, Лишь листьев свист, — а я его хвалю За скрип телег, за пестрые рубахи, За кровь-руду, за долгий сытый рев Туч земляных, за смертные покосы, За птиц, летящих на добычу косо, И за страну, где миллион дворов Родит и пестует ребят светловолосых. Ой, как они впились в твои соски, Рудая осень! Будет притворяться, Ты их к груди обильной привлеки, — Ведь лебеди летят с твоей руки, И осы желтые в бровях твоих гнездятся.

3

Сто ярмарок нам осень привезла — Ее обозы тридцать дён тянулись, Всё выгорело золотом дотла, Всё серебром, всё синью добела. И кто-то пел над каруселью улиц… Должно быть, любо августовским днем С венгерской скрипкой, с бубнами в России Кривлять дождю канатным плясуном! Слагатель песен, мы с тобой живем, Винцом осенним тешась, а другие? Заслышав дождь, они молчат и ждут В подъездах, шеи вытянув по-курьи, У каменных грохочущих запруд. Вот тут бы в смех — и разбежаться тут, Мальчишески над лужей бедокуря. Да, этот дождь, как горлом кровь, идет По жестяным, по водосточным глоткам, Бульвар измок, и месяц большерот. Как пьяница, как голубь, город пьет, Подмигивая лету и красоткам.