Сочинения

Поплавский Борис Юлианович

Смерть детей

Моисею Блюму

Розовеет закат над заснеженным миром. Возникает сиреневый голос луны. Над трамваем, в рогах электрической лиры Искра прыгает в воздухе темном зимы. Высоко над домами, над башнями окон, Пролетает во сне серевеющий снег И пролив в переулок сиреневый локон Спит зима и во сне уступает весне. Расцветает молчанья свинцовая роза — Сон людей и бессмысленный шепот богов, Но над каменным сводом ночного мороза Слышен девичий шепот легчайших шагов. По небесному своду на розовых пятках Деловитые ангелы ходят в тиши, С ними дети играют в полуночи в прятки Или вешают звезды на елку души. На хвосте у медведицы звездочка скачет. Дети сели на зайцев, за нею спешат, А проснувшись наутро безудержно плачут, На игрушки земные смотреть не хотят. Рождество расцветает над лоном печали. Праздник, праздник, ты чей? — Я надзвездный, чужой Хором свечи в столовой в ответ зазвучали, Удивленная девочка стала большой. А когда над окном, над потушенной елкой, Зазвучал фиолетовый голос луны. Дети сами

открыли окошко светелки С подоконника медленно бросились в сны.

1927

Детство Гамлета

Ирине Одоевцевой

Много детей собралось в эту ночь на мосту. Синие звезды надели лимонные шляпы. Спрятала когти медведица в мягкую лапу. Мальчик надел свой новый матросский костюм. Мост этот тихо качался меж жизнью и смертью, Там на одной стороне, был холодный рассвет. Черный фонарщик нес голову ночи на жерди, Нехотя загорался под крышами газовый свет. Зимнее утро чесалось под снежной периной. А на другой стороне был отвесный лиловый лес. Сверху курлыкал невидимый блеск соловьиный. Яркие лодки спускались сквозь листья с небес. В воздухе города желтые крыши горели. Странное синее небо темнело вдали. Люди на всех этажах улыбались, блестели. Только внизу было вовсе не видно земли. Поезд красивых вагонов сквозь сон подымался. Странные люди из окон махали платками. В глетчере синем оркестр наигрывал вальсы Кто-то с воздушных шаров говорил с облаками. Каждый был тих и красив и умен беспредельно. Светлый дракон их о Боге учил на горе, В городе ж снежном и сонном был понедельник. Нужно в гимназию было идти на заре. Кто-то из воздуха детям шептал над мостами. Дети молчали, они от огней отвернулись. Странный кондуктор им роздал билеты с крестами. Радостно лаял будильник на тех, кто вернулись.

1929

«Девочка возвратилась, ангел запел наугад…»

Михаилу Осиповичу Цетлину

Девочка возвратилась, ангел запел наугад. На деревянных инструментах дождик забарабанил Девочка возвратилась в снова зацветший ад, Розы ей улыбались розовыми губами. Папочка, видишь, там киска, милая киска. Нет, дорогая, это сфинкс заснул на лугу, Папочка, ты видишь белого трубочиста? Девочка, я не вижу, девочка, я не могу. Тихо проходят над городом синие звезды Желтые дымные братья внизу — фонари. Звезды зовут их на небо; там игры и отдых. Только они не хотят уходить до зари. Кротко в лесу спят под корнями белые зайцы, Елка звенит в тишине золотыми лучами. Сонно вдали отвечают друзья эдельвейсы, Тихо ей лапками машут над ледниками. Ночь оплывает и горы слегка розовеют. Ангелы молча стоят на рассветном снегу. Ангел, спаси ее елку. — Я не умею, Пусть догорит, я помочь ей погибнуть могу. Белое небо в снегу распустилось, как время, Пепельный день заменил бледно-алый рассвет. Мертвая елка упала в лесу на колени Снежную душу срубил молодой дровосек. Мертвая елка уехала. Сани скрипели Гладя дорогу зелеными космами рук, В небе был праздник, там яркое дерево пело, Ангелы, за руки взявшись, смеялись вокруг.

Черный заяц

Николаю Оцупу

Гаснет пламя елки, тихо в зале. В темной детской спит герой умаясь. А с карниза красными глазами Неподвижно смотрит снежный заяц. Снег летит с небес сплошной стеною, Фонари гуляют в белых шапках. В поле, с керосиновой луною, Паровоз бежит на красных лапках. Горы-волны ходят в океане. С островов гудят сирены грозно. И большой корабль затертый льдами Накренясь лежит под флагом звездным. Там в каюте граммофон играет. И друзья танцуют в полумраке. Путаясь в ногах собаки лают. К кораблю летит скелет во фраке. У него в руке луна и роза, А в другой письмо где желтый локон, Сквозь узоры звездного мороза Ангелы за ним следят из окон. Никому войдя мешать не станет. Вежливо рукой танцоров тронет, А когда ночное солнце встанет Лед растает и корабль утонет. Только звездный флаг на белой льдине В южном море с палубы узнают. И фуражки офицеры снимут. Краткий выстрел в море отпылает. Страшный заяц с красными глазами За двойным стеклом, замысловатым, Хитро смотрит: гаснет елка в зале. Мертвый лысый мальчик спит в кровати

Hommage A Pablo Picasso

Привиденье зари появилось над островом черным. Одинокий в тумане шептал голубые слова, Пел гудок у мостов с фиолетовой барки моторной, А в садах умирала рассветных часов синева. На огромных канатах в бассейне заржавленный крейсер Умолял: «Отпустите меня умереть в океане». Но речной пароходик, в дыму и пару, точно гейзер Насмехался над ним и шаланды тащил на аркане. А у серой палатки, в вагоне на желтых колесах Акробат и танцовщица спали обнявшись на сене. Их отец великан в полосатой фуфайке матроса Мылся прямо на площади чистой, пустой и весенней. Утром в городе новом гуляли красивые дети, Одинокий за ними следил улыбаясь в тумане. Будет цирк наш во флагах, и самый огромный на свете, Будет ездить качаясь в зеленом вагон-ресторане. И еще говорили, а звезды за ними следили, Так хотелось им с ними играть в акробатов в пыли И грядущие годы к порогу зари подходили, И во сне улыбались грядущие зори земли. Только вечер пришел. Одинокий заснул от печали, А огромный закат был предчувствием вечности полон На бульваре красивые трубы в огнях зазвучали. И у серой палатки запел размалеванный клоун. Высоко над ареной на тонкой стальной бечеве Шла танцовщица девочка с нежным своим акробатом Вдруг народ приподнялся и звук оборвался в трубе Акробат и танцовщица в зори ушли без возврата. Высоко над домами летел дирижабль зари, Угасал и хладел синевеющий вечера воздух. В лучезарном трико облака голубые цари Безмятежно качались на тонких трапециях звездных Одинокий

шептал: «Завтра снова весна на земле Будет снова мгновенно легко засыпать на рассвете. Завтра вечность поет: Не забудь умереть на заре, Из рассвета в закат перейти как небесные дети».

Мальчик и ангел

Юрию Фельзену

Солнце было низко, низко в небе В черном мире между черных туч. В золотом своем великолепье Возвращался в горы мертвый луч. Под сиренью в грязном переулке Синеглазый ангел умирал. И над ним, идя домой с прогулки, Нежный, пьяный мальчик хохотал. Что вас носит, ангельские дети, Меж сиреней плакать на земле, Нужно было рано на рассвете Улететь на маленьком крыле. Помню, звал сквозь розовые ветки Голос часто слышанный во сне: «Поздно, поздно возвращайся, детка, День идет с небес, как синий снег». Застывают в зеркале над парком Отраженья звезд — цветы во льду. Улыбаясь, разбивает парка Это зеркало весной в аду. Розовые звезды равнодушья, Что вас носит в небе в белый день. Только ангел мальчика не слушал, Он смотрел как падает сирень. Каждый крестик мимо пролетая, Пел ему: «Возьми меня с собой». А потом он точно снег растаял. Черт же мальчика унес в кафе домой.

В духов день

Борису 3аковичу

Карлики и гномы на скамьях собора Слушали музыку с лицами царей. Пели и молились еле слышным хором О том, чтобы солнце взошло из морей. Только ночь была глубока, как годы, Где столько звезд зашло и не встанет; Черные лица смотрели в сводах, Черные дьяконы шли с цветами. Солнышко, солнце, мы так устали Маленькие руки к небу подымать. Черные бури в море перестали, Розовый голос Твой все ж не слыхать. Солнце, взойди! Наши души остынут, Мы станем большими, мы забудем свой сон. Ложное солнце плывет из пустыни, Солнце восходит со всех сторон. И к земле наклонялись. А духи смеялись, Черные лица в колоннах пряча. Серое зарево в небе появлялось, К бойне тащилась первая кляча. А когда наутро служитель в скуфейке Пришел подметать холодный собор, Он был удивлен, что на всех скамейках Мертвые розы лежали, как сор. Тихо собрал восковыми руками, В маленький гроб на дворе положил, И пошел, уменьшаясь меж облаками, В сад золотой, где он летом жил.

Под землю

Сергею Кузнецову

Маленький священник играл на рояле В церкви заколоченной, в снежную ночь. Клавиши тихо шумели и врали Им было с метелью бороться невмочь. Она сотрясала иконостасы, Гасила лампады и плакала в трубах. Тихо склонясь к земле ипостаси Кутались в жесткие, желтые шубы. А в глубоком снегу засыпал проходимец В белой рубашке с черным крестом. Он в маленьком свертке нес в церковь гостинец, И заснул заблудившись под тощим кустом. А белые зайцы смотрели из норок, О чем-то шептались — хотели помочь. А волки царапались в двери собора Но лапками разве чугун превозмочь. И карлики, ангелы белых снежинок, Его покрывали своими лучами Там, где уснувши в тепле пелеринок Елки сияли звездами-свечами. И все было глухо и тягостно в чаще. Над всем были снежные толщи и годы, Лишь музыка тихо сияла из Чаши Неслышным и розовым светом свободы. И плакали волки. А мертвый был кроток Исполнив заветы Святого Грааля И только жалел что оставил кого-то В подземной часовне за черным роялем.

Звёздный яд

Иде Григорьевне Карской

В гробовом таинственном театре Неземные на столах лежали. Их лечил профессор Мориатри От желанья жить и от печали. В классе был один самоубийца. Он любил с ним говорить о розах, А другой боящийся разбиться Углублялся с ним в свои неврозы. А Ник Картер утром приходил. Он смотрел сквозь лупу в очи мертвых Размышлял: Профессор здесь вредил. Он разведал адрес самых гордых. Каждой ночью в бездну прилетая, С золотой звездой в кармане фрака Здесь смеясь, грустя и сострадая Он поил их звездным ядом мрака. Синие смотрели в океаны, Черные на башне звали ночь. Белые спускались за туманы, Алые в зарю летели прочь. А Ник Картер под дождем рыдал: Ведь не усмотрел, а как старался, Но профессор вдруг покинул даль, И к нему со скрипкою подкрался. Бедный сыщик тихо вытер слезы. Прямо в сердце револьвер приставил. И случилась с ним метаморфоза Ангелом он этот лик оставил.

Саломея I

Тихо ангел гасил фонари. Вот еще один там погас. Синий, белый в лучах зари Проскакал надо мной Пегас. Странный призрак в бледном огне Отдалился он и исчез. Кто-то страшно крикнул в окне При паденье последних звезд. Город спал на больших якорях На канале, что пуст и мал. Далеко в рассветных морях Утонувший кораблик спал. Это детство мое отошло В океан голубой без предела. Свесив ноги в черном трико Смерть махала на мачте белой. На корме был прекрасный флаг Бледно-алый с звездой золотой Но высоко почти в облаках Смерть лежала черной фатой. Саломея! Бушует рок, Развевает флаги судьба. У твоих остроносых ног Умирает в песке звезда. Голубой и смешной матрос Отравился вином из роз, А высокий его пароход Мимо мола ушел в поход. Он напрасно бежит по земле, Все пытаясь кричать, свистеть. Смерть играет в саду на трубе, Звон сиреней несется с аллей. Пожалей, его пожалей! Помоги ему умереть.