Сокровища Валькирии. Звездные раны
Шрифт:
Беззубый приподнял ему лезвием ножа подбородок.
— Когда Баркоша что-то говорит, надо слушаться. Ну, чего молчишь?
— Вчера говорливый был! — заметил мусорщик. — Сегодня язык в заднице…
В этот миг Олег поразился сам себе: не было никакой ненависти или злобы к нему, а лишь чувство, чем-то напоминающее зависть. Хоть Лаксана и сбегает от этого Баркоши, но все равно он может видеть ее каждый день, и сегодня, вернувшись домой, увидит…
— Значит, вчера все сказал! — засмеялся беззубый. — Если
От него воняло куревом и луком.
— Буду, — сказал Зимогор. — Убери нож и дай встать.
— Ага! Сейчас! Сидя молись, — все-таки нож убрал и отступил, глядя с некоторым удивлением: будет молиться или нет?
Одноглазый мужик молчал, поигрывая обрезом, морщился — должно быть, страдал от головной боли.
— Уяснил, за что мочить будут? — спросил мусорщик.
— Уяснил, — отозвался Зимогор и посмотрел ему в глаза.
И снова подумал — счастливый! Вернется и увидит Лаксану…
— Мочи его, Циклоп!
Выстрел прогремел внезапно — казалось, был случайным, неприцельным, в лицо ударило дымом, взбитым песком, зазвенело в ушах. Дробовой заряд ушел в землю между ног Зимогора, на поверхности осталась картонная прокладка от пыжа.
Стрелявший похмельный Циклоп захохотал, переломил обрез и швырнул в Олега пустой бумажной гильзой.
— Руки трясутся, а так бы яйца отстрелил! — вставил новый патрон и прицелился. — Ну, сейчас не промажу!
— Ничего ты не уяснил! — Баркоша отвел рукой ствол обреза. — Я сказал: в Манораю не суйтесь.
Ему было неловко признаваться перед своими головорезами, что мстит за другое — за свою гражданскую жену, за рога и фингалы.
Второй раз одноглазый саданул дуплетом у самого уха — тоже как бы случайно, играючи, и оглушил Зимогора. Обрез отлетел на камни и, наверное, сильнейшей отдачей отшибло руку, потому что Циклопу стало не до смеха.
Олег машинально зажал уши, испытывая боль и гул в голове.
— Так будет с каждым, кто сюда придет! — прокричал мусорщик. — Ты врубился, что такое — Манорая?!
И еще что-то сказал, но уже не ему, а кому-то за спиной.
Третьего выстрела Зимогор не слышал, просто что-то мягкое толкнуло в затылок и земля оказалась перед глазами…
7
Она стояла за порогом обворованной квартиры Насадного, одетая современно и даже модно. В блокадном Ленинграде, впрочем, как и в латангском аэропорту, она являлась не одна — с мужчиной, называвшим себя Страгой Севера.
Насадный узнал ее мгновенно, возможно, потому, что когда-то долго и исподтишка наблюдал за ней, даже любовался, и потому запомнил эти вишневые неповторимые глаза.
— Прошу, — после паузы пригласил академик.
— Не нужно пока никуда звонить, — сразу предупредила Дара, закрывая за собой дверь. — Извини, Насадный,
— У меня была такая мысль, — сдерживая недовольство, ворчливо произнес он. — Могли бы предупредить.
— Не могли, — сказала она. — Все должно выглядеть как настоящая кража…
— С чем это связано? — возмутился Насадный. — Почему вы хозяйничаете у меня в доме, в жизни? Делаете все, что захотите!.. Или я все еще обязан вам за спасение в блокаду?
— Насадный, ты постарел, — с некоторой грустью определила Дара. — Чувствуешь, стал ворчливым и безрадостным. А тогда, в Латанге, был еще молодым и сильным. И когда-то водил на празднике Радения, помнишь?
— Не помню…
— Постарел и успокоился. А фаза Паришу достигла своего расцвета. Летарии, объединившись, упиваются счастьем и блаженством, поскольку фаза бед, потрясений и катастроф для них живительная, питательная среда. Ты же, Варга, тем временем превратился в обыкновенного камнереза и увлекся искусством. И ладно бы искусством — еще и бизнесом. Продаешь свои каменные полотна на берегу Невы.
Она говорила и при этом расхаживала по квартире, озирая пустые полки. Академик сел в свое кресло и молча наблюдал за гостьей. Наконец, Дара принесла стул и пристроившись рядом, участливо похлопала по вялой руке.
— Мы же с тобой знакомы, Насадный, ты вспомнил меня? Дару невозможно забыть…
— Да, я помню, — сдержанно обронил он.
— Знаю, ты устал, скорбишь по другу и чувствуешь полное одиночество, — участливо проговорила она. — Но ты не одинок, Насадный. Ты же заметил: я появляюсь, когда тебе трудно…
— В прошлый раз ты была… с мужчиной? — напомнил академик.
— Теперь пришла одна… Тебе же трудно, Варга? Почти так же, как в блокадном Питере.
— Там были другие… И Дара — другая.
— Но похожая на меня, — уточнила она. — По крайней мере, к тебе приходят люди с желанием разделить участь, верно?
— Зачем вам понадобилась моя коллекция? — спросил он, внутренне сжимаясь еще больше. — Изъяли папку с расчетами — ладно. Я действительно увлекся алмазами… Но коллекция образцов из всех астроблем земного шара? Это все, что у меня осталось. Я не закончил исследований…
— Если бы не взяли мы — завтра она бы оказалась в руках кощеев, — заявила Дара. — Надеюсь, ты помнишь, кто управляет летариями?.. Но на сей раз не только тебе — и нам трудно, — продолжала она. — Я пришла за помощью. Настала пора отдавать…
— Я уже вам отдал секрет «Разряда»…
— Вот о нем и пойдет речь! — подхватила Дара. — Изъять коллекцию было совсем не хлопотно. Труднее оказалось найти в кернохранилище керн со скважины Б алтайского месторождения, но не содержащий алмазов. И вывезти его с Таймыра. Мы сделали это…