Сокровища Валькирии. Звездные раны

Алексеев Сергей Трофимович

Правда, вскользь, сквозь зубы, все-таки прозвучало, что произошло зависание всей компьютерной сети ЦУПа, только что смонтированной американцами.

Для себя Зимогор отметил, что никогда еще в жизни не следил так внимательно за событиями в мире; он, этот мир, существовал как бы сам по себе, мало трогая мысли и чувства. Тут же просидел до утра, вполуха слушая «вражеские голоса», вполглаза глядя в телевизор. Неудачу в Байконуре определенно замалчивали или уже предали забвению! И ничего не прогнозировали — значит, и за кордоном получили команду не раздувать: компьютеры-то зависли американские!

Так что можно возвращаться в Москву,

идти на работу, хотя бы для того, чтобы получить расчет и трудовую книжку. И в самом деле, не уговаривать же Аквилонова отступиться от Алтая, отказаться от выгодного заказа, например, в пользу Мамонта…

Местный ясновидец был легок на помине. Как и в прошлый раз, он был спокойным, усталым, хотя день лишь начинался, и на лице его не видно было никакого торжества. Он снова посмотрел в глаза Зимогору и сел верхом на стул.

— Послушай, Зимогор, а если нам забыть прежнее противостояние и поговорить по-дружески, — вдруг без всяких прелюдий предложил он и достал из кармана четки с камушками, напоминающими ягоды шиповника. — Ты проиграл. И впредь я буду обставлять тебя без особого труда, но не хочу этого. Не вижу смысла дальнейшей игры. И никаких ультиматумов больше. Предлагаю сотрудничество.

— Сотрудничество в чем? — насторожился Олег.

— Для начала, допустим, некоторый обмен информацией. У тебя же есть вопросы, ответов на которые ты никак не можешь получить. И не получишь.

— Неравный брак, — усмехнулся Зимогор, — Мне уже можно вставать, доктор?

— У нас очень много точек соприкосновения.

— Переиграешь. Я просто геолог, а ты — профессиональный комбинатор. Куда мне с моим опытом?

Мамонт не придал словам Зимогора никакого значения, будто ничего не слышал.

— Всякая игра имеет смысл, пока перед собой видишь соперника. В данный момент причин для соперничества нет.

— Да, уже нет. Ступени действительно не падают на Манораю, потому что отменяют запуски. По условиям спора я обязан ехать в Москву и откручивать голову начальнику экспедиции.

Мамонт поиграл четками и невесело усмехнулся.

— Ступени — да, я приложил определенные усилия… Но есть цель более значительная — не допустить геологоразведку в Манорайской котловине. Никакую. И никогда. Но мне нужна помощь извне, одному справиться будет невероятно тяжело. Легче сорвать запуски ракет и вынудить ЦУП изменить траекторию… Здесь же стоят слишком большие силы, люди и большие деньги.

Это откровение прозвучало неожиданно — ему бы победу торжествовать! — и Зимогор отнес внезапное признание к очередной хитрости Мамонта. Со шпионом было бы легче, даже с чиновником можно найти общий язык или отослать к вышестоящим начальникам; этого было не оторвать ничем.

— Не понимаю, в чем проблема? — чуть свалял дурака Зимогор. — Мы намерены пробурить скважину и все. Причем с соблюдением всех экологических норм! С последующей рекультивацией нарушенного слоя пород, бетонным тампонажем скважины, засыпкой горных выработок. В ландшафте ничего не изменится!

— Тебе не приходила в голову мысль, что Земля — живая? — спросил Мамонт без всякого нравоучения. — Ты же геолог, неужели этого не чувствовал никогда? Здесь нельзя бурить, понимаешь? Это все равно, что всаживать нож в родную мать.

— Ах вот оно что! — засмеялся Олег, хотя было совсем не весело. — Может, нам теперь и туфли с загнутыми носками носить, как на Востоке? Чтобы не дай Бог случайно не ковырнуть землю ногой?

Мамонт

опять как бы не услышал этого, продолжал с прежним раздумчивым напором:

— Но если старая мать не в состоянии сопротивляться или защищаться от сыновнего ножа, то земля делает это превосходно. Нужно отказаться от затеи, Зимогор, и убедить свое руководство. Ты же разумный человек, я вижу свет в твоих глазах, иначе бы не стал разговаривать. И живешь на земле не первый раз. Но и в нынешней жизни ты уже сталкивался с фактами самообороны. Разве это случайность, когда, например, извлеченный из ее недр уран становится угрозой для жизни того, кто его извлек? И всего человечества… А извлеченные химические вещества, способные удушить все живое на ее поверхности? Я не говорю о землетрясениях, наводнениях и прочих стихийных бедствиях, спровоцированных человеком.

— Это мистика, — отпарировал Олег, — имеющая хлипкую связь с реальной жизнью.

— У меня пока нет для тебя другого ответа, — пожал он плечами. — Ты лишь прикоснулся к Манорае и еще не почувствовал ее. Но ты же гой, и потому тебе здесь много что откроется. С материалистической точки зрения нет объяснения тому, с чем здесь столкнешься. И не ищи! Только потеряешь время. Ты ведь уже испытал на себе… явление аномального характера?

— Это когда по затылку дали?

Мамонт поиграл четками и, приблизившись вплотную, сказал в лицо:

— Это когда к тебе явилась женщина по имени Лаксана. И еще раз, когда ты вспомнил ее в той, прошлой, жизни. Не ты ли, Зимогор, привез на корабле плененную юную гречанку?

* * *

В день прилета Зимогор на работу не пошел — кровоподтеки пожелтели, но еще не сошли, и в таком виде не хотел являться на глаза Аквилонову: человек с разбитой физиономией всегда выглядит неубедительно. По привычке следить за событиями в мире, включил телевизор и радио, чтобы не пропустить ни одного сообщения с космодрома, и, репетируя завтрашнюю речь перед начальником экспедиции, выпил стакан водки, расслабился и позвонил Славе Коныреву, старому приятелю еще по работе в НИИ — единственному из знакомых людей, кто отличался практичностью и трезвомыслием. Конырев давно распрощался с геологией и теперь занимался большим бизнесом, торговал нефтью по-крупному и строил автозаправки по Москве и области. Разбогател он быстро и невероятно, ездил на «Крайслере» с охраной, жил в каком-то замке за кольцевой дорогой, в своих кругах носил прозвище Шейх и при этом поддерживал все прежние знакомства. Непонятно, зачем это надо было ему — уже и общих интересов-то не оставалось, кроме финансовых: у Славки обычно занимали деньги. Встретишься, поешь хорошей пищи, выпьешь дорогого вина, а говорить не о чем, если, конечно, тебе не нужно деловых советов и конкретной помощи.

Конырев приехал через час, пока отпыхивался, внимательно изучил лицо Зимогора и словно доктор поставил диагноз:

— Помимо сотрясения мозгов у тебя еще расстройство психики, необратимые процессы. Надо лечиться, Зимогор.

— За этим я и позвонил тебе, — признался он.

— В «кремлевку» тебя положить?

— Сам бы лег и сало согнал! Жиртрест!

— Работа у нас такая, — засмеялся Шейх. — Думаешь, легко жрать с утра до вечера? Аппетит остался студенческий, но меню сильно изменилось. Кстати, давай сварим макароны. Хочу нормальной пищи… — Он снял кастрюлю с полки, захлопал дверцами шкафов. — А ты пока давай вываливай, что приключилось.