Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
Но ведь в наш с ним последний телефонный разговор, когда Авдеев, фактически, меня послал, я сама попросила не называть меня так. Он всего лишь, как совершенно идеальный мужик, прислушивается к моим пожеланиям.
С другой стороны — не представляю, что чувствовала бы, если бы Авдеев называл меня придуманным Шутовым прозвищем в его присутствии. Так что, наверное, даже к лучшему, что теперь я просто «Валерия Ван дер Виндт».
— Полагаю, — я просто чувствую, как сквозь меня проходит взгляд Вадима, обращенный на Шутова. — для твоего здесь появления есть какая-то
— Ага, — Шутов отвечает ему еще более острым взглядом, — надо бы ее обсудить.
Если бы на месте этих двух были хоть на грамм менее уравновешенные мужики — я бы уже стерла пальцы, набирая номер полиции, службы спасения и всего персонала института психиатрии. Но я знаю, что какими бы резким ни был Шутом, и каким бы жестким ни был Авдеев — ни один из них не опустится до выяснения отношений в присутствии ребенка и в одном доме с женщиной, с которой у них обоих были отношения.
Ну, хотя бы в какой-то степени.
— Мой номер не изменился, — говорит Авдеев.
Звучит как будто они уже сталкивались. Как? Где? По какому поводу?
— Я позвоню в ближайшее время, — отвечает Шутов.
У меня мороз по коже от опустившейся после их диалога температуры в комнате.
Я даже не успеваю ничего толком сделать, когда понимаю, что Шутов берет меня на руки.
Прижимает к себе.
Он не такой теплый, как Вадим, но я все равно чувствую под толстовкой знакомые плотные мышцы. Дежавю еще с тех времен, когда я затащила его на тропический остров, мы пошли гулять и валяли дурака в супермаркете. Тогда я еще не боялась дотрагиваться до него, тогда я еще думала, что что-то значу в его жизни.
— Все будет хорошо, обезьянка, — шепчет мне в волосы Дима, разворачиваясь к двери. — Просто покажем тебя врачу, убедимся, что с тобой все в порядке. А потом поедем ужинать. Может, устрицы?
Я чувствую легкий толчок смеха в его груди.
— Шутов, я тебя стукну, клянусь. — Но мои губы тоже растягиваются в вымученную улыбку. Я согласна есть с ним что угодно, главное, чтобы он потом снова не исчез в закат.
Шутов переступает порог, просит толкнуть за ним дверь.
Я протягиваю руку… и натыкаюсь на взгляд Вадима.
Точнее, на его лицо, потому что челка так низко падает на глаза, что в полумраке коридора можно рассмотреть только кончик его носа, жестко сжатые губы и темную щетину на подбородке.
Но я все равно знаю, что он смотрит, потому что чувствую его взгляд на своих пальцах, которыми обнимаю шею Шутова.
Глава четвертая: Данте
— Шутов, ни в какую больницу я не поеду, со мной все в порядке, — отбивается Лори, когда я усаживаю ее на заднее пассажирское сиденье машины. — Мне нужно домой.
Я очень хочу спросить, где теперь ее дом и с кем она там живет, но делать это сейчас неразумно. Мне еще как-то надо переварить «охуенно приятную» новость о ее беременности и пока что у меня ноль идей, как это сделать.
— Лори, ты с каких пор стала такой трусихой? —
— Ты меня нарочно провоцируешь, да? — Лори смахивает с лица челку и смотрит на меня своими зелеными глазами, которые в полумраке машины светятся почти как ебучий убийственный криптонит. — Ничего у тебя не получится. Мне нужно домой. Нужно заниматься…
Она неожиданно тормозит.
Поджимает губу.
Пользуюсь случаем, захлопываю дверцу машины.
Забираюсь в поисковик, потому что, в отличие от столицы, здесь мне известен далеко не каждый угол. Но такую информацию найти не сложно — она на поверхности и в целом отзывы по работе разных частных медицинских учреждений плюс-минус соответствуют действительности. А если Лори понадобится какая-то экстренная помощь — я всегда могу достать частный борт и переправить ее хоть на другой конец земного шарика, к антиподам.
Клиника, как оказывается, как раз неподалеку.
Прыгаю за руль, забиваю в навигатор координаты. Краем уха слышу, как Лори по телефону отпускает водителя и та здоровенная черная тачка возле подъезда, на которую я сразу обратил внимание, трогается с места.
Чертовски приятно, что она помнит мои уроки и продолжает выбирать надежные большие машины.
До больницы мы едем в полной тишине, не сказав друг другу ни слова.
Внутри передаю ее заботам дежурных медсестре и провожу маленькую профилактическую беседу с врачом, давая понять, что даже в их заведении «не для всех», этой пациентке нужно уделить особое внимание.
— Она в положении, — эти слова режут мне язык, но их нужно произнести.
— Какой срок?
Я рассеянно пожимаю плечами и доктор, уверив, что она в надежных руках, уходит, оставив меня наедине со светло-серыми стенами и впервые за много месяцев (а может и лет), полным хаосом в голове.
— Может, кофе? — всплывает поблизости высокая женщина средних лет, и протягивает мне стаканчик кофе из автомата.
— Я уже перевыполнил на сегодня свою норму по кофеину.
Пока она с любопытством меня рассматривает, интересуюсь, где тут у них туалет и поскорее уношу ноги оттуда, где поблизости слишком много ходячих и разговаривающих раздражителей.
Запираюсь внутри.
Несколько долгих секунд просто пялюсь на свое отражение в зеркале.
— Дыши, блядь, — приказываю своему непослушному сердцу, которое в эту минуту просто пиздец, как корежит.
Это не та боль, при первых признаков которой нужно срочно бежать к кардиологу или лететь к моему израильскому «крестному отцу».
Это как будто кто-то взял мое перешитое и заштопанное сердце в тиски и начал убийственно медленно сжимать. Я почувствовал ее через секунду после того, как увидел, какими глазами моя обезьянка смотрела на Авдеева. А когда оказалось, что Лори беременна — невидимые безжалостные руки сделали первый поворот винта.