Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
Абонент ****7471: Ты в больнице? Тебя осмотрел врач?
Абонент ****7471: Ответь хоть что-нибудь.
Абонент ****7471: Возьми трубку. Пожалуйста.
Абонент ****7471: Не ответишь — поднимаю на уши всех.
Мои пальцы стремительно, без участия в этом процессе мозга, набирают ему длинный и ни грамма не деликатный пасквиль на тему того, что его мои дела вообще никак
Через секунду трусливо тянусь, чтобы удалить этот казенный тон, но поздно — он уже прочитал.
Все правильно. Все хорошо. Мы не любовники, не друзья и уже даже не партнеры.
Мы — чужие. Нет необходимости поддерживать эту связь.
Абонент ****7471: Совсем забыл, что Твое Величество нельзя беспокоить без письменного разрешения.
Абонент ****7471: Ты не отвечала три часа. Учитывая состояние, в котором я видел тебя в последний раз, логично, что у меня был повод для беспокойства.
Я: Лучше удали эти сообщения, пока твой «повод для беспокойства» не спалил тебя за перепиской с другой женщиной.
Я написала это не для него — это для себя самой. Страховка. Огромный красный знак «СТОП».
Абонент ****7471: Пришли мне фото своего паспорта.
Я: Собираешься бросить мои скромны пару «лимонов» на мусорку своей финансовой империи?
Абонент ****7471: Хочу убедиться, что тебе точно больше шестнадцати. Детский сад, ей-богу.
Я: Обычно для этого просят нюдсы, а не документ с местом регистрации.
Абонент ****7471: Я перестал дрочить на голые картинки и порно еще лет в семнадцать, Валерия.
Нужно переключить тему, потому что с каждой новым сообщением я только все больше загоняю себя в угол. Вывести разговор на безопасную дорогу, обсудить все, что нам осталось обсудить, закрыть все гештальты.
Сжечь все мосты.
Убить всех бабочек в животе.
Я: Как Марина и Стася?
Абонент ****7471: Есть нюансы, но в целом все хорошо. Я твой должник, Валерия.
Я бы очень удивилась, если бы он вдруг начал расписывать все подробности состояния Марины — он и раньше ясно дал понять, что со мной обсуждать ее не будет. Уверена, что это в целом его жизненное кредо — никогда, нигде и ни с кем не обсуждать свою личную жизнь. По этой же причине он не спросил про Шутова. Хотя мог бы воспользоваться ситуацией и разведать обстановку, попытавшись вытащить из меня, например, что он делал у Марины
Я прикусываю палец, пытаясь отделаться от следующей реплики, которую должна написать. Кажется, что сейчас в этом уже нет никакого смысла. Но я ведь пообещала себе жечь все мосты и закрыть незакрытые разговоры?
Я: Прости, что не поверила про Марину и … остальное. Она все рассказала. Выпила и у нее развязался язык.
Абонент ****7471: Проехали.
Абонент ****7471: В какой ты больнице? Тебе что-то нужно?
Я: Персики, дорогой)))
Абонент ****7471: Диктуй адрес, Валерия. Одежда? Еда? Книжки? Журналы? Ноутбук?
Я: Двухметровый плюшевый медведь?
Абонент ****7471: Просто пришли список и адрес.
Я пишу идиотскую шутку про то, что под медведем имею в виду именно медведя, а не то, что он подумал, а потом быстро удаляю. Это вот ни хрена не «сжигание мостов».
Я: Авдеев, я шучу.
Абонент ****7471: Я нет, Валерия.
Я: Обо мне есть кому позаботиться. А ты лучше побеспокойся о Марине — сейчас ты будешь очень ей нужен.
Краем уха слышу, что голос Димы в коридоре затихает.
Бросаю взгляд на телефон, чтобы спрятать его подальше, чтобы оставить себе лазейку, потом прочитать что он ответит, но ждать не приходится, потому что Авдеев отвечает сразу коротким, сухим: «Ок».
Две буквы вместо одной жирнющей точки.
После такого я не напишу ему даже если мне понадобиться что-то такое, что есть только у него.
Шутов беззвучно заходит в палату и застает меня у окна, пока я заторможено стучу уголком телефона по подоконнику.
— Все в порядке?
— Все хорошо?
Спрашиваем одновременно и обмениваемся полуулыбками.
— Ужин?
— Дима, я в порядке, правда. Мне нужно домой.
— Что случилось за этих долбанных пять минут, пока меня не было? — Его лицо закрывает непроницаемая тень. Та самая, за которой лица к лицу не разглядеть.
— За этих несколько лет, ты имеешь в виду? — Я не хочу иронизировать, а тем более не хочу ругаться, потому что максимально опустошена, но это какая-то долбанная пружина внутри. Все это время я еще держалась, не давала ей распрямиться, потому что догадывалась, какими мерзкими будут последствия. Но… «Держаться нету больше сил». — Мне нужно заниматься похоронами.
— Чьими?
— Мужа.
— Угу, — слегка задумчиво, хмурится Шутов. — И кто у нас муж… был?
— Андрей Юрьевич Завольский.