Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
— Я… ребенок…
— Что? — Шутов прикасается пальцами к моему подбородку, и у этого простого движения какое-то магическое действие — в голове на секунду проясняется, откуда-то берутся силы, но я знаю, что это ненадолго. — Станислава в порядке, с ней все хорошо.
— Мой… — мотаю головой. — Мой… ребенок.
— Вы беременны? — наконец соображает медсестра. Мне кажется если бы она перестала пытаться одновременно и оказываться мне первую помощь, и строить Шутову глазки, это простой вывод пришел бы в ее голову гораздо раньше.
Ну вот, не
— Я в порядке…. — В голове немного проясняется. — Пить хочу. Принесешь воды, Дим?
Мне так страшно смотреть ему в глаза.
Увидеть там… что? Злость? Раздражение? Отвращение? Его фирменное выражение лица, с которым он смотрел на меня каждый раз, когда я делала очередной идиотский шаг ему навстречу?
Лучше трусливо спрячу голову в песок, просто закрою глаза.
— Не вздумай терять сознание, обезьянка, — его спокойный голос где-то у меня возле уха. Едва ощутимое прикосновение колючей щеки к моей коже у виска. Инстинктивно хочется потянуться, потереться как кошке. — Или я тут все на хрен по щепкам разнесу.
— Обещаю не отключаться надолго, — пытаюсь пошутить.
— Вот ни хрена не смешно, Лори. Если с тобой что-то случится — я сдохну, это нифига не преувеличение. Так что будь хорошей обезьянкой, договорились?
— Шутов?
— М-м-м-м? — Вибрация его голоса пропускает под моей кожей двести двадцать вольт.
— Ты придурок, но я все равно скучала.
Но когда он встает и уходит, во мне появляется инстинктивное желание броситься следом, потому что где-то внутри моментально буйно расцветает страх, что Шутов снова исчезнет. Он же мастер проворачивать такие фокусы — исчезать из комнаты без окон и дверей. Нужно порадоваться, что я не в том состоянии, чтобы бегать, иначе точно бросилось бы вдогонку.
— Какой у вас срок? — медсестра ловко накручивает на мою руку манжетку тонометра.
— Шестнадца… — Я спотыкаюсь, потому что вспоминаю, что в последний раз была на осмотре несколько недель назад. — Восемнадцать недель.
Господи, уже восемнадцать.
Если верить разным форумам, на этом сроке меня уже должно начать раздувать как воздушный шарик, но на месте живота у меня все та же «доска», хотя мой красивый пресс, моя гордость, заплыл. Теперь мой живот выглядит как живот обычной худой женщины.
— Какие-то осложнения? Противопоказания?
Отрицательно мотаю головой. В это странно поверить, учитывая то, что буквально со второго месяца беременности (еще даже когда я о ней не подозревала) я чувствую себя буквально как жертва бесчеловечного эксперимента. Но я доверяю своему врачу и раз она говорит, что все мои анализы в норме — значит…
— Я бы рекомендовала проехать в больницу, — говорит медсестра, когда на экране тонометра выскакивает явно повышенное для моего возраста давление.
— Это просто нервы. — Меньше всего на свете я хочу, чтобы Шутов, не успев явиться,
— На таких сроках угроза выкидыша очень высока, — очень правильным, я бы даже сказала, максимально «врачебным» тоном гнет свое медсестра. — Просто пару анализов, чтобы убедиться, что все в порядке.
— Обязательно покажусь своему гинекологу в ближайшее время.
— Нет, Валерия, — слышу совсем рядом голос, от которого у меня непроизвольно поджимаются пальцы на ногах, — ты поедешь к врачу сегодня.
Главное, не смотреть на него.
Сделать вид, что между нами прозрачная стена, через которую даже капля воздуха не просочится.
Я так раскатываю рукав обратно, что он спускается до самых кончиков пальцев, как будто у затюканной школьницы. Опираюсь рукой на тумбу, распрямляюсь. Вадим успевает поймать меня за локоть, буквально вытягивает во весь рост.
— Можешь стоять?
— Авдеев, прекрати. — Я медленно, но настойчиво высвобождаю руку из его пальцев, упорно продолжаю водить взглядом по полу, стенам и даже по потолку — лишь бы только не смотреть в его сторону. Хотя все-таки краем глаза замечаю висящую на нем Стасю. — Позаботься лучше о Марине и… дочке.
Последнее слово произношу с трудом, потому что как раз в этот момент со стаканом воды появляется Шутов. Ничего в его лице не намекает на то, что появление на «арене» Вадима (снова) хоть как-то поколебало его внутреннее равновесие. Но я все равно чувствую себя предательницей, потому что, зная правду, продолжаю называть Стасю дочкой другого человека.
— Лори, ты поедешь в больницу и точка, — в свойственной себе бескомпромиссной манере, говорит Шутов.
Точнее, приказывает, потому что мне очень хорошо знаком этот тон, типа, «ты либо делаешь как я сказал, либо мы делаем как я сказал». И даже если я буду очень хорошо сопротивляться, он все равно найдет способ заставить меня сделать так, как ему нужно. Справедливости ради — он никогда не злоупотреблял этим «фокусом» для собственной выгоды, только когда дело касалось моей безопасности и благополучия.
— Отлично, — кривлюсь, но все-таки нахожу в себе силы отодвинуться на примерно одинаковое расстояние от них обоих. — Надеюсь, на эту тестостероновую вечеринку не забыли позвать рефери.
Мы с молоденькой медсестрой обмениваемся на удивление понимающими взглядами и она, дам мне еще одну настойчивую рекомендацию обратиться в больницу, собирает саквояж и уходит по направлению к ванной.
— Как Марина? Что говорят врачи?
— Что ты приехала вовремя. Спасибо, Валерия.
Это уже четвертый раз он называет меня «Валерия». Ничего странного, казалось бы, ведь это всего лишь мое имя, и его уменьшительную форму «Лера», я, если честно, терпеть не могу. Так меня называл Наратов, так меня называет Марина. А Вадим с первого дня, как мы обменялись «именами», называл меня «Лори», а «Валерией» — только когда я начинала его раздражать.