Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
Наверное, с тех пор, как мы виделись в последний раз его финансовые дела окончательно сыграли в ящик, потому что ведет он себя просто как форменная истеричка. Нельзя вот так на полном серьезе вламываться в головной офис «ТехноФинанс» и требовать долю в миллионном бизнесе здесь и сейчас. За такое даже в приличных кругах могут «угостить» разве что говном на лопате.
Я верчу эту мысль все время, пока юристы о чем-то переговариваются и делают пометки в блокноты. Не могу объяснить точно природу этого предчувствия, но почерк очень уж знакомый. Шутов уже однажды устроил ему личный финансовый Армагеддон,
Мой телефон лежит на столе, на расстоянии вытянутой руки.
Я переплетаю пальцы, чтобы не поддаться импульсивному желанию написать этому придурку. Это же будет совершенно нормально — обычный вопрос по делу, чтобы убедиться, что Угорич не блефует и я могу давить его по-взрослому.
Черт, да кого я обманываю?
В последние дни только то и делаю, что высасываю из пальца любой повод написать ему.
Да пошло оно все!
«Тут Угорич с истерикой. Судя по всему, его финансы в полной жопе. Твоих рук дело?» — я просто набираю текст, не взвешивая, не оценивая его на уровень достаточной сухости.
Отправляю.
Откладываю телефон и пытаюсь вникнуть в юридические коллизии.
— Документ нуждается в проверке, — настаивает мой второй юрист, Виктория Смехова. — Нельзя давать ход делу без подтверждения его подлинности.
— Но даже после этого, если все будет в порядке, — подключается Эггер, — потребуется проверка на соответствие его всем законодательным нормам.
Юрист Угорича осторожно подаётся вперёд, держа документ перед собой, словно это оружие.
— Завещание заверено в нотариальной конторе и содержит все необходимые подписи. Мы готовы предоставить подтверждающие данные.
Очень тяжело не рассмеяться в голос, потому что, конечно же, никаких подтверждающих данных они предоставить не могут. И судя по перекошенному лицу Константина, подобный ход он со своих горе-представителем не обсуждал.
Но я снова сдерживаюсь и спокойно говорю:
— Прекрасно. Тогда у нас не должно возникнуть проблем с этим.
Эггер и Смехова начинают перечислять все необходимые процедуры, очень оптимистично озвучивая срок в несколько недель, но на Константина их прогноз действует как красная тряпка на быка.
— Это лишнее! — орет он, абсолютно не обращая внимания на то, что я уже в открытую морщусь от раздражения. — Я не позволю вам затягивать процесс ради ваших бюрократических игр!
Я резко поднимаю руку, жестом заставляя его замолчать.
— Константин Александрович, либо вы даёте юристам «ТехноФинанс» выполнить их работу, либо здесь и сейчас заканчивается мое терпение — поверьте, абсолютно царское с учетом вашего непозволительного поведения — и вы прямо сейчас отправитесь к черту вместе со своей писулькой, вторым экземпляром которой я просто подотру задницу.
Угорич буквально силой сжимает челюсти, его глаза метают молнии, но он все-таки снова усаживается на стул. Юрист рядом с ним наклоняется и шепчет что-то на ухо, но тот лишь раздражённо машет рукой.
— Денис, — обращаюсь к Эггеру, — ваши комментарии?
Он спокойно, даже с ленцой поправляет очки, намеренно или нет, не замечая висящего в воздухе напряжения.
— Валерия Дмитриевна, документ действительно
Я понимаю, куда он клонит — прошло семь лет с тех пор, как не стало моего отца. Почему его завещание всплыло только теперь, почему Угорич не предоставил его раньше?
— Завещание — один из самых оспариваемых документов в юридической практике, — продолжает Смехова, — именно потому, что их чаще всего пытаются подделать.
— Это попытка сделать из меня какого-то фигляра?! — Угоричу явно не хватает ни выдержки, ни мозгов хотя бы пытаться держать видимость контроля.
— Это не попытка, Константин, — совершенно безучастно пожимаю плечами. — Пока мы не изучим все необходимые материалы, никаких других разговоров у нас с вами не будет. Исходя из этого, в ваших же интересах предоставить нам имеющиеся у вас на руках свидетельства, которые избавят наших юристов от необходимости ковырять буквально каждую бумажку. В таком случае мы со своей стороны тоже готовы пойти на компромисс и сократить процедуры проверок до минимума.
Юрист Угорича спешно встаёт, стараясь сгладить ситуацию:
— Мы готовы к сотрудничеству.
«Готовы? Вы? А твой клиент поставил тебя в известность, как именно он заполучил это завещание?»
Я киваю своим юристам, давая беззвучное согласие на «смягчающие обстоятельства». Ни у кого в этой истории не должно возникнуть даже тени сомнения, что я могла нарочно затягивать или, наоборот, торопить процесс.
— Я думаю, — немного медлит Эггер, — что мы можем сократить обязательные формальности до… десяти дней. Само собой, только после того, как получим все остальные документы.
— Десять дней?! — Угорич так зол, что кончик его подбородка яростно багровеет. — Это какой-то абсурд! У вас и так есть всё, что нужно, прямо сейчас!
Прежде чем ответить, я выдерживаю паузу, во время которой каждая живая душа в кабинете даже дышать начинает заметно тише.
— Константин Александрович, если вам есть что скрывать, можете продолжать орать, — смотрю прямо на него, абсолютно не скрывая, где именно я видала его попытки провернуть ситуацию нахрапом. — Но мы либо решаем вопрос в правовом поле, либо вы идете к черту со всеми своими претензиями. Здесь вам не дешевый базар, и хоть вы, очевидно, привыкли решать вопросы силой своих голосовых связок, в мире большого бизнеса все баталии ведутся исключительно в правовом поле.
На лице Угорича дергается сразу несколько нервов, он выглядит так, будто готов разразиться очередной порцией крика, но попросту не находит слов.
Я выжидаю еще немного, а потом прошу Эггера и Смехову предоставить юристу Константина список всех необходимых документов, которые могут ускорить процесс.
После этого, извинившись, встаю из-за стола и выхожу в коридор, прикрывая дверь только на две трети.
Проверяю телефон и в груди колко дергается сердечная мышца, когда вижу висящий висящее на главном экране сообщение: «Ловкость рук и никакого мошенничества, Лори. Через пару дней его последняя кормушка снова станет доступна. Дай знать, если пидара нужно подержать на голодном пайке еще немного».