Соль под кожей. Том третий

Субботина Айя

— А я, знаешь, тут подумала — пойду-ка на пенсию, — улыбаюсь еще шире, даже не скрывая иронии. — Мне тут год за десять шел. Устала. Буду деградировать на диване с китайской лапшой и под турецкие сериалы.

Он слегка дергает подбородком, прекрасно понимая, что и моя внезапная ирония тоже не случайна. Так что никакого легкого пути чтобы выслужиться перед Завольским и замолить все грехи — придется ковыряться в моем грязном белье, рыть и пытаться найти то, что искать придется долго.

— Удачи вам, Валерия Дмитриевна, — берет «под козырек», как будто в последний

момент соображает, что в жизни бывает всякое и лучше оставить о себе хорошее впечатление ответственного сотрудника, а не перебежчика.

— И тебе, Игорь.

Выхожу на крыльцо, подставляю лицо солнечному свету и жмурюсь от наслаждения внезапно рухнувшей на голову свободы. Конечно, прежде чем все это действительно останется в прошлом, пройдет еще минимум несколько недель, но Завольский постарается и их свести к минимуму. Вычеркнет отовсюду и снимет с невидимой доски почета, хотя до конца своих дней будет видеть мои торчащие буквально отовсюду «уши».

Кстати, чуть не забыла.

Достаю телефон, чтобы скинуть свое прощальное «кино» об Андрюше.

Хмурюсь.

На иконке с трубкой висит девять пропущенных и все — от Вадима.

Пока было собрание, я поставила телефон на беззвучный, потом занималась делами и совершенно вылетело из головы. Утром мы обменялись сообщениями, что как только смогу уйти из офиса — сообщу и решим насчет нашей шпионской встречи. Но девять пропущенных?

Набираю его и когда гудки прекращаются, смеюсь:

— У тебя кнопка заела на сенсорном телефоне, Авдеев?

— Где твой муж, Валерия? — жестко, как-то глухо спрашивает Вадим, абсолютно не разделяя моего веселья.

В ответ я что-то невнятно мычу. С какого перепугу его вдруг стало интересовать, как Шутов проводит время в среду после обеда? У Димы сегодня онлайн-конференция с сотрудниками из главного офиса, насколько я знаю, а потом — очередной созвон с японцами.

— Мой муж работает, Авдеев.

— Ты в этом абсолютно точно уверена?

Готова поклясться, что он только что скрипнул зубами.

— Какого черта, Вадим. Что случилось?

— Стася пропала, — говорит он. Секунду медлит. — И Марина. А еще пропал ее дежурный врач и пара медсестер, охрана, которая дежурила накануне вечером. Пошла по пизде вся база данных о пациентах. И записи с камер наблюдения тоже подозрительно свалили в теплые края.

— Блядь.

Я сжимаю пальцы вокруг телефона, чувствуя, как потеет ладонь.

Прокручиваю в голове его слова еще раз.

— Причем тут Шутов? — Я задавала этот вопрос самой себе, но произношу его вслух.

— Потому что, Валерия, я знаю только одного человека, который может одномоментно устроить такой грандиозный шухер. И по странному стечению обстоятельств у него даже повод, блядь, для этого есть!

— Ты думаешь, что мой муж украл свою дочь?

— Мою дочь! — рявкает Вадим. Так громко, что даже через динамик вибрация простреливает от шеи в плечо и резонирует до самых кончиков пальцев.

— Шутов никогда этого не сделал бы. И я вообще не понимаю, какого хрена должна оправдывать его перед тобой, если из

всех претензий у тебя, как я понимаю, ноль доказательств!

— Если бы у меня было хотя бы одно доказательство — я бы с тобой сейчас не разговаривал. Поверь, так и будет, как только я его откопаю.

— Отлично, вперед!

Я держу телефон перед глазами, смотрю на его имя на экране, секунду дышу ртом, чтобы успокоится. Спускаюсь со ступеней, точнее — почти бегу. Снова прикладываю его к уху.

— Вадим, я понимаю, что это пиздец. Но Шутов никогда, слышишь? Никогда бы так не поступил.

— Не прикидывайся, что ты не в курсе его способов решать проблемы. Так где твой муж, Валерия? На мои звонки он не отвечает.

— У него работа, Авдеев, — отвечаю на автомате. — Я прекрасно знаю, как Шутов умеет решать вопросы, но он бережет тех, кого любит. И именно потому, что он любит Стасю, он и пальцем ее не тронет. Ты прекрасно знаешь, что любой суд в этом вопросе был бы на его стороне как минимум в части совместной опеки. Ему для этого не нужно красть дочь, а тем более, блядь, подключать к этому Марину!

Слышу, что на том конце связи появляются мужские голоса.

— Вадим, я сейчас попробую до него дозвониться, и очень прошу тебя — не делай резких движений.

Не хочу даже думать о том, что они могут натворить сгоряча.

— Ага, — бросает он и в трубке раздаются гудки.

Я сразу набираю Диму. Он действительно не отвечает с первого дозвона.

Набираю еще раз и еще, и только с четвертой попытки Шутов берет трубку.

— Лори, что случилось? Прости, у меня тут…

— Стася пропала, — выпаливаю сразу. — И Марина. Кто-то сильно постарался. Авдеев рвет и мечет, думает, что это твоих рук дело.

— Когда пропала? — Шум в трубке сопровождается его выразительным «блядь, пиздец ебаный!» — Бля, он мне звонил. Вижу. Я работал, Лори.

— Дим, я знаю, что ты не при чем! Пожалуйста… я очень тебя прошу…

Мне не хватает смелости произнести это вслух.

Голос дрожит. Голова раскалывается от ужасных картинок. Если со Стасей что-то случится — Димка никогда себе не простит. А Вадим до конца своих дней будет винить в этом его.

— Лори, я понял. Я ее найду.

Когда он говорит что-то вот таким жестким металлическим тоном — это значит, он уже фрахтует космически корабль для полета на Марс, если вдруг именно там находится то, что ему нужно. И не важно, что на Марс еще никто не летает — Шутов полетит, потому что он так решил.

— Позвони ему, Дим. — Жмурюсь, потому что физически ощущаю его боль как свою. — Она ваша дочь.

— Наша, угу, — зло брыкается он. Громко выдыхает. — Сейчас позвоню, обезьянка.

Глава сорок шестая: Данте

Больше всего на свете я ненавижу чувствовать себя беспомощным.

А именно так я себя чувствую первые минуты, когда смотрю в погасший экран телефона, переваривая новость о том, что моя дочь — пропала.