Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
И какими бы мы ни были через пять, десять или двадцать лет — это никогда не изменится.
Я всегда буду искать его взглядом, а он всегда будет держать меня во сне.
— Когда мы были здесь в прошлый раз, обезьянка, — Шутов наклоняется, очерчивает поцелуями мой подбородок скулу, переходит на шею, прикусывая за ухом, — я тебя пиздец как трахнуть хотел. Я твой запах даже с другой стороны пляжа слышал. Думал, сдурею. Ну или будет очень неловко возвращаться в офис с мозолями на ладонях.
Хрипло смеется, еще чуть сильнее прижимая меня в барной стойке сразу всем собой.
Я вспоминаю,
Что хоть Шутов был очень худым, с синяками под глазами и, откровенно говоря, смахивающим на оголодавшего вампира, он все равно оставался для меня самым сексуальным и желанным мужчиной на всем белом свете.
На пляж мы попадаем только через час — абсолютно закономерно.
Димка бодрый, как будто это не он вертел меня в кровати как жонглер, а я — максимально разомлевшая. Но все равно тащу с собой ноутбук, чтобы проверить почту. Правда, все равно еще час просто валяюсь в шезлонге и наблюдаю как Димка с детской непосредственностью плещется в океане и таскает на берег ракушки.
— Что-то важное? — спрашивает Шутов, когда я, наконец, открываю почту, а он, мокрый и довольный, падает в соседний шезлонг.
— Я разослала резюме. Проверяю, есть ли результат.
— И? — Он переворачивается на бок, лицом ко мне. — Все хотят мою жену?
— Ну-у-у… Я не хотела огласки до собрания акционеров, поэтому пока разослала резюме в пару… иностранных офисов.
— Похоже на амбициозный план.
Я старательно вглядываюсь в его лицо, но не нахожу там ни намека на раздражение или недовольство. Хотя он не может не понимать, что это означает.
Когда-то давно, в той жизни, где я еще считала розовых пони и любила мудака Наратова, я искренне верила, что счастье женщины — это дом, уют, встречать мужа на коврике с тапочками в зубах и радоваться тому, что каждый день он приходит именно к ней, а не в какой-то другой дом. Так жила моя мама и она казалась мне абсолютно счастливой. Я ни разу не слышала, чтобы она жаловалась на свою судьбу или плачет по времени, которое могла бы потратить на что-то другое. Она всегда улыбалась, а отец всегда находил ее взглядом на толпе на всех мероприятиях. Даже если спросить меня сейчас, были ли они идеальной парой, я не найду ни одного аргумента против.
Наратов маме никогда не нравился, но даже когда мы с ним ссорились и у меня случались приступы злости, я носилась по дому и крушила все, что подвернется под руку, она усаживала меня на стул и проводила обстоятельный разговор на тему женского терпения и мудрости. А когда я, наоборот, плакала и чуть ли не впадала в депрессию — учила не раскисать и помнить, что настоящая Женщина никогда не покажет своих слез и всегда будет приветливо «держать лицо».
Двадцать лет своей жизни я прожила с мыслью, что учусь для галочки, что даже если сяду в какое-то управленческое кресло, то это будет скорее номинальная должность, положенная мне по статусу как дорогие украшения и люксовый автомобиль. Что на самом деле всем будет рулить мой муж, пока я буду рожать ему детей (по одному раз в пару лет), обустраивать быт и делать другие женские обязанности, без которых он, конечно, не сможет так энергично карабкаться на очередную финансовую вершину.
А потом
И я поняла, что на самом деле никогда не хотела быть «за_мужем».
Где-то между его очередным уроком «как уметь говорить «нет» и маленькой личной победой в его офисе, я поняла, что хочу всегда сама крепко и уверенно стоять на ногах. Хочу достигать своих вершин. Что мне не интересно разучивать бесконечные рецепты блинов и утопать в очередной «гармонизации нашего домашнего пространства». Что я тоже хочу, чтобы мой мужчина находил меня взглядом в толпе, а еще лучше — чтобы смотрел на меня с гордостью, когда я буду стоять на сцене какой-то очередной финансовой премии и получать заслуженную награду.
Здесь, сейчас, в этой жизни, я хочу быть «плечом-к-плечу-с-мужем».
На равных.
И мне не стыдно за свои амбиции, даже если они идут вразрез с чем-то очень сильно традиционным. Вообще плевать.
— Лори, если хочешь что-то сказать — говори, — мягко подталкивает Шутов.
Я знаю, что он никогда не высказывал желания видеть свою жену в образе «традиционной хранительницы очага», но прошло время. Мы оба сильно изменились.
— Я не хочу… быть просто твоей женой, — вздыхаю, отставляю ноутбук и тоже поворачиваюсь к нему лицом. — Последние месяцы я практически жила в офисе, я убивалась над контрактами, проводила по несколько совещаний в день, привлекала новые инвестиции. Я тяжело работала, часто на износ.
— Я знаю, обезьянка. Ты такой была даже под моим крылом, — прищуривается, намекая на мои первые попытки развернуть свои таланты в его офисе. — Ты никогда не делала что-то наполовину.
На его похвалу я, как обычно, реагирую широкой довольной улыбкой.
— Мне нужно все это, Шутов. Суета, новые цели, новые свершения. Нужно чтобы мое имя имело вес. Я не хочу быть просто очень заботливой женушкой гениального айтишника. Даже если я абсолютно точно знаю, что этот придурок никогда и ничем меня не упрекнет.
Протягиваю руку, чтобы дотронуться до его щеки, смахнуть с кожи прилипший песок.
Димка жмурится, перехватывает мое запястье и мягко потирает пальцами тонкую кожу, как будто считает пульс.
— Лори, мне на хер не уперлось, чтобы ты торчала на кухне, занималась ремонтами или просиживала зад в салонах красоты. — Он усмехается, потому что я слишком очевидно, хоть и беззвучно, выдыхаю «слава богу!» — Ты слишком талантливая и умненькая девочка, чтобы не осчастливить своими мозгами чей-то бизнес. Я был бы счастлив, чтобы мой, но понимаю и уважаю твое желание.
На этот раз я говорю «спасибо» шепотом.
— Я всегда буду пиздец как сильно тобой гордиться, Лори. Любой твоей победой. И на какую бы вершину ты не придумала забраться — я буду тебя поддерживать.
«И страховать».
Дима не произносит это вслух, но продолжение фразы угадывается само собой.
— Даже если это будет… иностранный офис? — все-таки озвучиваю свое главное опасение.
— В чем проблема с иностранцами? — Он выглядит искренне не разделяющим моей озабоченности.