Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
Завольская продолжает материть девчонку на том конце связи, расхаживая спиной и совершенно не замечая моего присутствия. Присвистываю, не без удовольствия наблюдая, как она подпрыгивает на месте, крутится по сторонам и только в последний момент фиксирует на мне взгляд.
Сука, она же в том возрасте, когда пора уже внуков нянчить, читать им сказки и учить еще один рецепт пирожков с яблоками, а разодета в, мать его, облегающее платье «под золото», из которого выглядывают ее дряблые, лишенные хоть какого-то
— Вы кто? — Завольская переводит взгляд мне за спину, как будто надеется увидеть там пояснительную бригаду. — Как…
— Телефон выключила сейчас, — говорю намеренно тихо, чтобы проверить степень ее охуения.
Видимо, еще не дошла до нужной кондиции, раз вместо того, чтобы послушно исполнить приказ, продолжает настойчиво высматривать на мне опознавательные знаки. Помогаю ей увидеть, перекладывая ствол из одной руки — в другую.
Завольская сразу убирает телефон, обмякает на диван, вжимаясь в кожаную спинку до состояния ракушки.
— Как вас зовут? — голос противно дрожит.
Еще бы я с ней тут разговоры разговаривал. Подхожу ближе, внимательно фиксируя каждое ее движение. Шансов, что она сможет от меня ускользнуть — никаких, но лучше если в ее доме не будет никаких признаков борьбы и постороннего присутствия. Телефон, лежащий на столе, дулом пистолета отодвигаю ближе к себе, удобно усаживаюсь в кресло напротив, закидываю ногу на ногу.
Бегло оцениваю обстановку: по телеку играет какой-то музыкальный канал, на столе откупоренная бутылка коньяка — дешевого, такой можно купить в любом супермаркете. Блокнот, раскрытый на каких-то неаккуратных каракулях, браслет. Готов поспорить, что турецкая дутая херь, типа из золота, а на самом деле из подкрашенной фольги.
Но в целом — как раз подходящая обстановка.
— Дмитрий, — представляюсь я. Мог бы и полное ФИО, потому что это все равно будет последнее, что она услышит в своей жизни, но тупо гасит от одной мысли, что она будет пачкать своим поганым языком имя, которое я сам себе придумал.
— Вы… курьер, Дмитрий? — спрашивает с надеждой.
— Потрясающая проницательность, — иронизирую и постукиваю «Глоком» по бедру. — Принес вам заметку, про вашего мальчика. Или как там это было в том мультике?
— Вам лучшей уйти, пока я не вызвала охрану.
— Валяй, зови.
Даже если она поднимет ор на весь двор — вряд ли это кто-то услышит. Расстояние между домами метров сто, плюс стены. А еще не так уж поздно, в каждом доме наверняка включен телек или музыка.
Но Завольская не орет. По роже вижу, что успела сто раз пожалеть об этой попытке взять меня на голый понт.
— Дмитрий, полагаю… — Она выразительно смотрит на оружие у меня в руках. — Вам от меня что-то нужно?
— Ага. Хочу проверить твой уровень знаний языка.
Она облизывает губы, моргает. Странно дергается,
— Блядь, да ну на хуй, — морщусь. — Писать сейчас будешь, под диктовку.
Ее лицо снова вытягивается.
— Что происходит?! — Завольская выстреливает с дивана как пробка, пытается рвануть в арку, из которой появился я, но нацеленный ей в голову ствол заставляет старую суку замереть на месте, как будто мы играем в «море волнуется раз».
— Это «Глок 22», сорокового калибра. — Снимаю с предохранителя и щелчок заставляет ее противно пискнуть от страха. — Один выстрел в голову — и опознавать тебя будут по выковырянным из стены зубам. Второй раз я не повторяю никогда.
Бля, она обоссалась.
Я с отвращением смотрю на лужу на полу. Сопротивляться желанию покончить все разом парой выстрелов, с каждой секундой становится все сложнее. Но я держусь, веду стволом в сторону дивана, без слов давая понять, что ей лучше не дергаться и вернуться на место.
Садится, трясется от страха. Зубы во рту ходят ходуном.
— И так, диктант, — еще один мой кивок, на этот раз — на блокнот.
Послушно хватается за ручку побелевшими от спазмов пальцами.
— Я, Завольская Мария Юлиановна, — сухо, как для тупорылой, чтобы не наделала ошибок, — находясь в здравом уме и трезвой памяти…
— Дмитрий, я могу… У меня богатый муж, он… — хлюпает слюнявым от страха ртом.
— … полностью осознаю последствия этого шага, з продолжаю, даже не особо вслушиваясь в ее слова. — Жизнь без единственного сына… утратила всякий смысл…
Завольская начинает догадываться, что я приготовил для нее особенный «хэппи-энд».
Скулит.
Изображает конвульсии, ручка дважды вываливается из ее рук. Но я готов ждать.
— Умоляю… — тянет почти тем же трусливым голосом, что и ее подельница несколько часов назад.
— … и я не вижу смысла продолжать жизнь, — диктую чуть с нажимом, — в которой у меня больше не осталось ни одной радости. Пиши, сука, или я врублю секундомер и начну ломать тебе пальцы за каждую секунду простоя.
Она стонет, но быстро дописывает.
— Послушайте, Дмитрий… — Очень нелепо пытается взять себя в руки, изобразить человека, который готов предлагать самое выгодное в мире деловое соглашение. — Я ведь могу просто… исчезнуть. И никто никогда не узнает, что вы были здесь и пытались… как-то… повлиять на…
— Наливай, — киваю на ее дерьмовый виски и стакан. — Будешь пить за упокой своего выблядка, чтоб ему очко рвали в аду каждую ебучую минуту.
Она разливает в два раза больше, чем в итоге оказывается в стакане.