Солдат… не спрашивай!
Шрифт:
– Стой скотина, ловите его, уйдет же!
Раскидав, как кегли егерей здоровенный детина рванулся вперед, что есть мочи, ему терять уже нечего, в случае поимки расправа в военное время короткая, расстрел – не помилуют.
– Да куды нам ваш благородие, экий здоровущий попался. Как лось сиганул, поди поймай.
Отбившись от, пытавшихся его задержать, егерей и пожертвовав награбленным мародер в один прыжок перескочил через высокий каменный забор и был таков, схватить его не успели. Преследовать смысла не было, грабитель был "налегке", а они с тяжелыми ружьями, да и ранцы за спиной – немалый вес, как с утра на разводе стояли, так и пошли по приказу полковника "укрощать обнаглевших донилычей".
Александр наблюдал эту
Нижние чины развязали "трофейный" мешок и высыпали на на землю его содержимое, сразу послышались смешки и перешептывания.
– Во дурень, нахватал безделицу, за энто и полтины поди не выручишь!
Село большое, почти город по российским меркам и есть где разгуляться предприимчивым мародерам. Гвардейские солдаты в поисках добычи разбежались по садам и по крестьянским избам, гонялись за ними часа два, но не смогли ни одного поймать. Везде повторялось то же самое, что и раньше, едва завидев маленький отряд во главе с офицером, мародеры бросали мешки и узлы и бросались наутек врассыпную. Занятие бессмысленное, поселок большой и пока егеря зачищают один конец в другом идет вакханалия грабежа. Оцепить село и прочесать все дома не хватает людей, а другой вариант напоминает детскую игру в "догонялочки". Разбить взвод на мелкие группы Яковлев не решился, поскольку у него создалось впечатление, что в Отендорфе "шалит" чуть ли не целая рота. Три десятка штыков в сборе – значительная сила, а вот поодиночке… увы.
– Вот шельмы! Какого полка сии мерзавцы? – поручик просто с ума сходил от осознания собственного бессилия.
– Они шифры сняли с патронных сумок, теперь не понять. – ответил ему Александр.
В общий бардак внесли свою лепту и местные жители, вокруг Яковлева, кроме бургомистра собралось не менее дюжины крестьян, часть заявилась вместе с семьями. Мужики ругаются, некоторые даже кричат по-русски "Разбой!", бабы причитают, дети плачут – обычная картина впрочем и при любой "законной" реквизиции.
– Ничего здесь у нас не выйдет! – пришел к закономерному выводу, руководивший операцией поручик, – Будем брать их на выходе из села, устроим засаду.
Тактический прием сработал, правда, большая часть "воинов-грабителей" все же благополучно ускользнула из расставленных сетей, но девятерых задержали и привели обратно в Отендорф.
Поорав немного и влепив "особо наглым" пару тумаков, Яковлев приказал им отдать отобранные у жителей вещи, и гвардейцы покорно опустили полы мундиров, в которых и скрывали награбленное, чего только не посыпалось: серьги, картофель, кольца, детские игрушки, сахар, ложки, ножницы и прочие весьма сомнительные "ценности". Женщины, увидев такое повиновение, бросились на солдат, полезли в карманы подштанников и с криком и слезами стали доставать оттуда деньги. Далее поручик намеревался было отконвоировать мародеров в полк и представить на волю начальства, но вдруг вспомнил, что ему приказали "прогнать", а не "словить"…
– Ну и что мне с вами делать? Под расстреляние ведь пойдете, али приказ не до вас не доводили?
– Ваше благородие, ослобоните нас?! – смело в лицо ему ответил один из гвардейцев, скорее всего предводитель этой маленькой банды, – Пущай лутше хранцы убьют, нежели свои. Все едино под железным то горохом пропадем!
Яковлев видимо не ожидал, предполагал, что будут каяться, а тут так… Он взглянул на унтер офицера, а затем и на остальных своих подчиненных, как бы ища поддержки своему решению… и не нашел. Сашка только пожал плечами: мол Леонид – ты тут командир. За остальных егерей высказался Григорий.
– Ваше благородие, отпустите их, чай не порешили ж никого и не снасильничали?
И в самом деле, ладно бы один-два, если масса народа разом "пошла на дело", то такое возможно только с негласной санкции непосредственного начальства. Армейская мораль в этом плане необычайно гибкая, виновен не тот, кто что-то натворил, а тот кого поймали. Обошлись в это раз без тяжких последствий, а значит дело можно смело предать забвению.
– Черт с вами! – только и махнул рукой поручик, и в самом деле не о таких "подвигах" он мечтал собираясь на войну.
Глава 23. Без названия
Жизнь солдата на войне – сплошное "перекати-поле". Только немного обустроились на одном месте, как сразу следует из штабов приказ свернуть лагерь и двигатся дальше, противник отступил и надо следовать за ним. Обычно о таких "сюрпризах" становится известно на утреннем построении.
Так вышло и сегодня, вместо разводов-нарядов последовало "преезжаем ребята" и далее соответстующие распоряжения. Маршрут передвижения штаб в этот раз все же соизволил разработать, остается только следовать предписаниям. Вопросы, господа офицеры?
Полковник не успел закончить, а к нему уже фельдфебель Матвей выходит из строя, он не офицер, но на него обоз повесили, чиновник назначенный распорядителем приболел и фактически столь важной частью полкового хозяйства распоряжался старый знакомый Сашки.
– Ваше высокоблагородие велите дать нам охранение, а то не доедем! Немцы, али наши казаки пограбят.
Дело в том, что в этот раз полк и обоз должны предвигатся к месту нового бивака различными путями. По дорогам, где без особого труда пройдет человек не всегда сможет проехать повозка, приходится учитывать состояние мостов, наличие бродов и так далее. Беспокойство "главного обозника" имеет под собой веские основания, его непосредственные подчиненные безоружны, разве что у оружейного мастера имеются пистолеты. Отбится от любителей чужого добра им нечем, тесаки за оружие не считаются, это скорее инструмент для бивачных работ. Куда же делись взятые в начале кампании ружья, куда испарились взятые ранее богатые трофеи? На днях 13-й егерский полк "высокое начальство" самым тривиальным образом ограбило, отняв все так называемые "заручные" ружья – всего изъяли более двухсот стволов. В веке 19-м к трофеям отношение другое, еще совсем недавно, во времена Екатерины второй вообще любые ценности взятые на поле боя полки стрались обратить в деньги или использовать для своих собственных нужд. Поэтому настойчивые требования вышестояшего командования сдать трофейное вооружение и прочие излишки внизу были проигнорированы. Нормальный полковой командир "лишние" ружья просто так не отдаст, ими можно вооружить нестроевых солдат и пожалуйста – еще одна рота из ничего появилась. Для слабых составом полков это серьезная сила, другой вариант – всегда можно выменять у соседей за ружья что-то полезное для хозяйства, своего рода "стреляющая" валюта, по аналогии с водкой. Поскольку нижние чины на войне случается ломают и теряют свое основное оружие, то устойчивый спрос на него всегда имеется.
Но штабных деятелей не проведешь, они "не первый раз замужем", их можно понять – нечем вооружать прибывающие из России пополнения. Проверка нагрянула внезапно как первый снег в сентябре, весь полк до последнего человека построили на линейке и "понаехавшие" из штаба господа "свитские" и прочие офицеры пошли шерстить по биваку. Если вдруг находили ружье к которому не "прилагалось" нижнего чина из числа строевых, то сразу же его и забирали без лишних разговоров.
– Команду с офицером? – вслух рассуждает полковник, – Нет, слишком много чести для фурштата, мало у меня обер-офицеров. Иван Федорович соблаговолите направить с фельдфебелем взвод, да с толковым унтером. Выберите такого, чтоб по кроки мог добратся куда там надобно. Проводники могут и обмануть, нет у меня им веры, сколько раз мерзавцы уже обманывали.