Солдаты
Шрифт:
Крестьяне приумолкли. Теперь говорил один Суин Корнеску, а остальные
молча и внимательно слушали его. Порядок установился с той минуты, когда
двор покинули Патрану и еще несколько его единомышленников.
...Разошлись в полдень. Но село еще долго волновалось. Женщины бегали
из дома в дом, разнося тревожные слухи:
– - Всех, кто будет брать землю, заберут в сигуранцу и посадят.
– - Нет сейчас сигуранцы.
– - Есть. Опять ввели. Патрану говорил -- он-то
– - Нуй бун Патрану!
– - Рэу!*
– - И сыпок у него старший такой был -- оторвали ему голову крестьяне
под Бакэу.
– - Туда ему и дорога!
Недовольство крестьян ширилось, поднималось, вырастая в глухую, еще не
созревшую, но страшную силу. А через несколько дней в Гарманешти произошло
событие, которое еще больше накалило обстановку. В одну глухую полночь, на
окраине села одновременно вспыхнули два дома. Огненные столбы врезались в
небо, осветили вcе село, как гигантскими свечами. Во дворах завыли собаки,
протяжно, тоскливо, тревожно, с хватающим за сердце хриплым стенанием.
* Дурной, злой (рум.).
– - Бокулеев и Корнеску дома горят!
– - Проклятие!
Отовсюду бежали люди. Откуда-то катился душераздирающий вопль женщин.
Возле пылающих строений быстро собрались толпы мужчин, женщин и
ребятишек. Крыша на доме Бокулея уже сгорела, и только труба не покорилась
слепой стихии огня: раскаленная, длинная, она будто повисла в воздухе, -- та
самая труба, которую сложили золотые руки Кузьмича. Показывая на нее,
ребятишки орали:
– - Кошуриле каселор!*
Освещенная заревом, в огороде под яблоней стояла жена Александру
Бокулея. Растрепанная и бледная, она прижимала к груди несколько обгорелых
початков кукурузы -- все, что успела отнять у огня. Ее держала под руку
Маргарита, говорила что-то матери, должно быть утешала. Сама Маргарита
казалась совершенно спокойной.
* Труба (рум.).
– - Мама, мамочка! Не надо, родненькая, плакать!.. Будет у нас новый
дом! Мама!
– - говорила она, ласкаясь, утирая своей теплой рукой слезы с глаз
матери.
Александру Бокулей в это время находился во дворе. Безвольно опустив
руки, он равнодушно смотрел на крестьян, суетившихся возле догорающего дома,
стаскивавших баграми обуглившиеся, ломкие стропила. Особенно усердствовал
Патрану. Он храбро подступал к самому пламени, упрекая мужиков в трусости.
Те слушались его, тоже кричали, употребляя позаимствованное у советских
солдат слово:
– - Давай! Давай!
крыши.
Только на рассвете, усталые, со свинцовой угарной тяжестью в голове и
тошнотворной болью и груди, мужики разошлись по домам. Не раздеваясь, они
падали на пол и спали как убитые весь день. Проснувшись, заставляли жен
долго лить на их головы холодную воду, как обычно делали после буйной
попойки.
В этот день не ложились спать Патрану, бывший примарь, поп, управляющий
помещичьим имением, жандарм, собравшиеся в кабачке вдовы Катру. Они не
знали, чем все это может кончиться, но сердца их чуяли подобрее. Жизнь
делала резкий, крутой поворот, и они не могли ничего изменить и своими
делами, сами того не ведая, только ускоряли приближение того страшного для
них события, которое должно было совершиться.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
А события развивались с непостижимой быстротой. Вслед за Румынией вышла
из войны на стороне гитлеровской Германии Болгария. Вступившие на болгарскую
территорию 8 сентября войска Третьего Украинского фронта на другой день, в
10 часов вечера, прекратили военные действия против Болгарии. Болгария
объявила войну Германии. Не задерживаясь, войска маршала Толбухина двинулись
к югославским границам.
Успешно продвигался в глубь Румынии и Второй Украинский фронт. Однако
северо-восточный его фланг, где действовали одна наша гвардейская армия и
румынский корпус, встречал упорное сопротивление немцев и мадьяр, оседлавших
выгодные позиции в горах Трансильванских Альп. Продвижение замедлилось.
Овладев -- сравнительно легко -- городом Тыргул-Окна, дивизия генерала
Сизова и румынские части поднялись в горы. К исходу дня 6 сентября,
преодолевая упорные контратаки гитлеровцев и венгерских гонведов, они
подошли к важному узлу шоссейных и железных дорог -- городу Сибиу. Попытка
взять этот пункт с ходу не принесла успеха. Более того, сильная контратака
немцев и мадьяр заставила румын немного отойти и создать угрожающее
положение на левом фланге дивизии Сизова.
Комдив настойчиво предлагал румынскому генералу вернуть утраченные
позиции, не дожидаясь утра. Однако Рупеску на ночные действия не отважился.
– - Вы молоды и горячи, господин генерал, -- говорил он, обращаясь к
Сизову и едва скрывая раздражение. Тщательно выбритые жирные складки его