Солдаты
Шрифт:
массивного подбородка были красны и чуть вздрагивали.
– - Вам не приходилось
воевать в горах. А я в этих местах сражался еще в пятнадцатом. Ваши старые
офицеры могли бы это засвидетельствовать... А, простите, где вы воевали?
– - Под Сталинградом, господин генерал! А также имел честь, как вы уже
сами знаете, драться с вашим превосходительством в районе дотов. Разве вы
это забыли?
Рупеску долго не мог справиться с приступом неожиданного кашля.
выдавил:
– - О нет-нет, не забыл.
– - Вот и чудесно. Надеюсь, вы не откажете мне... в некотором умении?
Рупеску поморщился, но, спохватившись, быстро забормотал:
– - О да, да... разумеется.
Сизов незаметно улыбнулся. Потом спросил:
– - Значит, вы нe намерены действовать ночью?
– - Нет.
– - В таком случае я сам возьму у врага позиции, которые вы соизволили
ему оставить.
Румынский генерал деланно рассмеялся:
– - Отважные вы, русские!.. Ладно, ладно!.. Атаку сегодня возобновлю.
– - Ну вот и отлично! Желаю успеха!
– - сказал Сизов, провожая Рупеску к
машине, стоявшей у крыльца.
Едва лимузин тронулся с места, Рупеску помрачнел, нахохлился и молча
ехал до самого своего штаба. По дороге вспомнил про последнее письмо
Раковичану, привезенное уже сюда, в горы. Член нового правительства, между
прочим, писал в этом своем послании:
"Ведете себя отлично, мой милый генерал! Но не увлекайтесь. Чем дольше
пробудут русские в горах, тем лучше для нас -- кое-что успеем сделать.
Отсюда делайте для себя некоторые практические выводы. Я, как вам известно,
человек по призванию не военный, поэтому не могу предложить вам какие-либо
тактические приемы. Их вам подскажет обстановка. Есть еще один вопрос, на
который вам, генерал, следовало бы обратить самое пристальное внимание. Вы
вступили в районы, наполовину заселенные венгерцами. Помните одно: ваши
солдаты должны рассматривать мадьяр как своих ярых врагов и соответственно
этому поступать с ними..."
– - Хорошо ему там рассуждать!
– - угрюмо пробормотал Рупеску, удивив
этими словами ничего не понявшего шофера.
Вернувшись в свой штаб, корпусной генерал немедленно отдал распоряжение
возобновить атаку.
2
Но атака не удалась. Командир роты, которому была поручена операция,
повторил те же самые действия, которые днем уже привели его к неудаче.
Кончилось дело тем, что рота отступила еще дальше, потеряв пять человек
убитыми и семь ранеными. Утром, за час до новой, третьей по счету атаки,
вместо
всех своих солдат и стал ругать советское командование, по вине которого,
как он утверждал, рота понесла эти "бессмысленные потери".
– - Морочат голову нашему генералу!
– - Черные маленькие усики Штенберга
(это был он) по обыкновению вздрагивали.
– - Черт знает что творится!..
– - При чем же тут русские, господин лейтенант? -- глухо спросил
взводный командир, судя по виду бывший рабочий. Ночью, во время атаки, его
взвод достиг было старых позиций, но, не поддержанный всей ротой, отступил,
потеряв двенадцать человек.
– - Русские тут не виноваты, -- прибавил он,
невольно коснувшись красноармейской звездочки на своей пилотке.
– - А вам нравится, Лодяну, что нами командуют эти, советские? Вы
забыли, очевидно, историю с капралом Луберешти! Так я вам могу ее напомнить.
Вам доверили снова командование взводом. А вы... вы пресмыкаетесь перед
русскими!..
– - А вы, господин лейтенант, хотели бы, чтобы нами по-прежнему
командовали немцы? Так я вас понял? -- Сказавший эти слова близко подошел к
Штенбергу. Тот узнал в подошедшем нового командира соседней роты, Мукершану,
которого пытался убить еще там, в Гарманешти. При любой встрече с этим
человеком Штенбергу становилось не по себе.
Братья Бокулеи, по странному стечению обстоятельств попавшие в роту
молодого боярина, глядели на него откровенно ненавидящими глазами.
– - Где ваша национальная гордость, Мукершану?
– - выкрикивал Штенберг.
– - Вы -- румын, а ползаете перед русскими!..
– - Что-то вы не говорили о национальной гордости, господин лейтенант,
когда вас отшлепал по лицу немецкий офицер. Помните? -- Мукершану
неторопливо присел на высокий длинный камень.
– - Это было у Гарманешти,
недалеко от вашей родовой усадьбы. Мне солдаты рассказывали. Отхлестал,
говорят, вас тот офицер тогда здорово. Вы, однако, молчали, спрятав куда-то
"достоинство румынского боярина". -- Мукершану говорил спокойно, и это
спокойствие для Штенберга было особенно обидным.
– - Я попросил бы вас не говорить таких вещей при моих солдатах!
– - Почему вы не просили немца не делать этого при ваших подчиненных?
– - Прошу еще раз замолчать. Вы понесете ответственность!
– - Вы сами, господин лейтенант, завели этот разговор при солдатах. Я
вас отлично понимаю. Вы пытались возбудить в них ненависть к русским.