Солдаты
Шрифт:
дома к дому с горящим жгутом соломы.
– - Рацию!
– - приказал Забаров.
Аким быстро наладил радиостанцию.
Сообщив о немцах в штаб, лейтенант решил не вступать в открытый бой, а
дождаться подхода полков. Однако уже через несколько минут он был вынужден
изменить свое решение. На глазах разведчиков немцы начали строиться в
колонны, намереваясь двигаться дальше. Забаров сообразил, что они пойдут по
лесной просеке, которая была
– Огонь -- только по команде,-- давал распоряжения Забаров.-- Без
необходимости не подниматься. Расстреливать в первую очередь офицеров и
эсэсовцев. "Ура" кричать непрерывно и как можно громче!..
Разведчики обложили просеку с двух сторон. Солдаты залегли за пнями и в
наспех выкопанных неглубоких ячейках. До них отчетливо доносились отрывистые
немецкие голоса, должно быть команды.
Зубы самого молодого разведчика выстукивали частую дробь. На коротком
его носу выступили прозрачные капельки. Солдат все время посматривал на
лейтенанта и комсорга Камушкина, которые лежали по правую и левую сторону от
него. Чтобы зубы не очень стучали, солдат закусил ими горьковатую ветку, но
через минуту выплюнул зеленую жвачку. Зубы стучали часто, с короткими
паузами, как морзянка...
Послышался ровный топот ног. Шу-шу-шу-шу-шу -- шелестели сухие листья
под ногами немецких солдат. Фашисты беззаботно болтали. Видимо, гитлеровцы
считали себя в полной безопасности. Но вот, точно гром, лесную тишь рассек
голос Забарова:
– - Огонь!
Автоматы грянули дружно. Пули смертельными пчелами впивались в колонну.
Грохнулся на землю шедший впереди офицер -- высоченный, длинноволосый
блондин, с расстегнутым воротом зеленого френча и завернутыми по локоть
рукавами. От него метнулся в сторону парень в румынской одежде и, мелькая
высокой бараньей шапкой, скрылся в лесу. Лес огласился воплями раненых и
перепуганных гитлеровцев.
– - Огонь!
– - прорываясь сквозь эти крики, гремел невидимый Забаров.
Немцы, что шли задними, отхлынули. А на просеке и рядом с нею валялись
те, что шли первыми. "Ура, ура, ура!.." -- неслось по лесу, и эхо множило
этот клич, разносило далеко во все стороны. Разведчики кричали до хрипоты.
Когда на просеке остались одни убитые и раненые немцы, Забаров приказал
прекратить стрельбу.
– - Ложись! -- хрипло крикнул он бойцам, которые начали было
подниматься.
Из села вновь появились гитлеровцы. Только теперь они шли не колонной,
а цепью, делая короткие перебежки. В лесу засвистели немецкие
стволов деревьев отлетали мелкие щепки. Разведчики подпускали немцев близко
и расстреливали в упор. Гитлеровцы отступали, но потом снова шли в атаку.
Так повторялось несколько раз.
С каждым разом атаки немцев становились все злее, отчаяннее. Немцы,
по-видимому, решили прорваться во что бы то ни стало. Они не обращали
внимания на потери и лезли напролом. Перебегающие фигуры гитлеровцев
находились всего лишь в двадцати -- тридцати метрах от залегших разведчиков.
Вот тогда-то Забарову пришлось поднять своих бойцов в контратаку. Немцы
снова отступили.
В разгар контратаки Забаров, вставший во весь рост из-за своего
укрытия, не видел, как в него из-за дерева целился гитлеровец. Рядом с
лейтенантом оказался Ванин. Он-то в последнее мгновение и заметил угрожавшую
командиру опасность. Стремительным прыжком вбок Сенька загородил собой
Забарова. В тот жe миг немец дал очередь. Схватившись за грудь обеими
руками, Ванин еще некоторое время стоял на месте, как бы не понимая, что же,
собственно, случилось с ним. Потом тихо застонал, поморщился и упал на землю
лицом вверх. Он уже не видел того, как Шахаев подскочил к гитлеровцу сзади и
разрядил в него весь свой автомат.
Шахаев и Аким подбежали к Ванину одновременно.
– - Сенька!.. Семен!..-- кричал Аким, тряся товарища за плечи.-- Наташа!
Сюда, скорее!.. Сенька тут!..
Он и парторг дрожащими руками разрывали на Ванине гимнастерку, быстро
темневшую от крови. С их по мощью подбежавшая Наташа перевязала его. Сенька
вдруг шевельнулся, открыл глаза и, увидев Акима, тихо сказал:
– - Вот... Аким...-- он болезненно улыбнулся.-- Ну... не обижайся на
меня. Дай мне твою руку... Вот так. Хорошо.-- И, переведя взгляд на девушку,
попросил:- Ты, Наташа, пока... не говори... ей... Вера -- дуреха... такая...
реветь еще будет, не го...-- Сeнька захлебнулся хлынувшей из горла кровью и
замолк.
Наташа отвернулась, закрыла лицо руками, плeчи ее затряслись. Бледный,
растерянный Аким поднял друга и пошел в глубь леса, твердя, умоляя:
– - Сенька!.. Сенька!.. Что ты наделал?.. Как же это... не надо!..--
Волосы Акима растрепались, длинными русыми прядями липли к горячему мокрому
лбу. Наташа еле поспевала за ним. Аким шагал и не слышал, как позади гремело
солдатское "ура" подоспевших наших полков, как трещали сучья под ногами