Солнце больше солнца
Шрифт:
– Лизка передо мной глаза закатила и Ленке: "Ба-а-ньки надо бы!" А Ленка ей поговорку: "Не говори, кума, самой охота!" - передала Мария.
Илья съел гузку, облизал пальцы:
– Косьбу докончим и гульнём!
– он улыбнулся девушке и подмигнул Маркелу.
Лишь только парни показались дома, подруги уже тут как тут. Компания вдосталь попарилась и натешилась в бане, затем весь вечер пировала в горнице. Мария, давеча выменяв на шпульку ниток цыплят, изжарила их - у всех оказалось по цыплёнку, куски хлеба намазывали толстым слоем масла. У Санечки был с собой
– С неё начни!
В своей комнате Маркел лежал на кровати навзничь, на нём извивалась худенькая ретивая Варвара, целуя его взасос. Они неутомимо усердствовали, поклоняясь удовольствию, употчевались вдоволь, их взял заслуженный сон.
Спали спинами друг к другу. Варвара, лёжа на правом боку, вольготно вытянула правую руку; напротив через комнату различалось окно, которое ленились закрывать ставнями. В него плеснул свет - девушка проснулась, лягнула парня и, отбросив одеяло, метнулась к окну.
– Пожа-а-ар!!!
Взбудораженно закричали в других комнатах.
– О-ой, пожа-ар!!!
– Баня гори-и-ит!!!
Вскочивший с кровати Маркел натягивал штаны. Первым вынесся из дома полуголый Илья, впопыхах бросился с ведром к корыту с дождевой водой, зачерпнул. Пылала тесовая крыша - одна над баней и флигелем. Маркел тоже схватил ведро, побежал к корыту. Парни выплеснули воду на стену бани, ближнюю к сараю, спохватились и выкатили из сарая ручной насос. Санечка, Лизка, Ленка, Мария и Варвара - кто с ведром, кто с тазом, кто с ушатом - крича, носились к колодцу, несли, расплёскивая, воду к бочке насоса.
Тёмной ночью от пламени, пожиравшего крышу, было светло по-особенному резко и жутко, как бывает только при пожаре. Всполошились соседи, сбегался с гомоном народ, но, хотя Мария открыла ворота, никто не спешил с помощью. Мужской низкий сиповатый голос оповестил злорадно:
– Заигрались в бане до пожара!
– Гляди, сарай загорится!
– крикнул подбежавший с улицы к забору растрёпанный старик.
– Ка-а-ак амбар заполыхает!
– позлорадствовал тонкий тенорок.
– Ветра нет - уже и сарай и хлев бы горели!
– кричал старик, и с суматошно-шумной, галдящей улицы летело:
– Через них полсела сгорит!
– Развели срамоту! Как не загореться?!
Одна баба исступлённо-визгливо зашлась:
– Девки без стыда-а-ааа!!!
Бочка насоса была, наконец, налита водой - Маркел, Лизка, Мария взялись качать. Илья, размотав рукав, направил струю на крышу бани - в огне фыркнуло, зашипело, вверх рванулся пар. Санечка и Ленка принесли лестницу, приставили к стене флигеля - Ленка полезла наверх, наклонилась, приняла у Санечки неполное ведро воды, постаралась вылить на горящий край крыши. Илья поднимал рукав насоса: струя изгибалась дугой, сверху вонзалась в пламя - и его прорежали клубы пара.
– Правей дай!
– качая насос, Маркел кричал
– Да вижу я!
И струя загнулась над местом, где огонь взвивался всего выше. Тёс полыхал с треском, водяная дуга гуляла над ним - треск пригнетался фырчаньем, шипением. Илья сменил у насоса Маркела, тот, схватив рукав, подбросил струю воды над горящей крышей. Пламя опадало в дыму и в пару и, наконец, было залито.
В воротах стоял мужик-здоровяк, в какой раз говоря:
– Испохабили двор Данилова! До пожара довели!
Илья, по пояс голый, пошёл к мужику, который был на полголовы выше и шире в плечах.
– Не ври-и!
– крикнул Илья.
– Это был снаружи поджог! Из-за городьбы закинули головни на крышу, крыша сверху загорелась!
– он показал рукой на забор шагах в пяти от бани и флигеля, которые теперь стояли без кровли.
Кто-то сказал в толпе на улице:
– И видать, что сверху горело.
Послышалось рассуждение старика:
– Долго ли палки тряпками обмотать, в масло сунуть, зажечь и закинуть?
Мужик, стоявший в воротах, шагнул навстречу Илье, прорычал, дыша ему в лицо:
– А похабство тоже снар-ружи? А не в бане, не в доме, которые ты не строил?
– он оглянулся на толпившихся на улице, заорал в лицо парню: - За что тебе красные дали? За то, что ты у них был прислужник!
– А не ты красному руку пожимал у своего двора? Может, ты наговорил на тех, кого расстреляли!
– крикнул Илья.
– Я?.. Докажи, сволочь!
– и здоровяк размахнулся.
Обреев, умевший ловко уворачиваться от кулаков, умел и бить, не замахиваясь, что тогда было новым для села. Уклонившись от удара, он стукнул противника в скулу - тот шатнулся, сделал два шага назад, чтобы удержаться на ногах, встряхнул головой и, вновь занося кулак, ринулся на парня. Илья легко увернулся и, опять не замахиваясь, тюкнул мужика в ту же скулу. Тот повалился мешком. С улицы взгально закричали:
– Убьют друг дружку!
– Железкой он его!
Упавший, матерясь, встал, вышел со двора. Илья и Маркел закрыли ворота, вдвинули в скобы брус. Светил блёсткий месяц, до того скрытый облаком; люди, продолжая гомонить, стали расходиться. Илья с Маркелом смотрели, что натворил пожар; полуодетые девушки поспешили в дом, Лизка стеняще-горько пожаловалась:
– Уж больше не попариться!
Убитые тем, что их баню подожгли, подруги уныло ходили по тёмному дому, не зная, что делать: не начинать же наново игру? и не было охоты ложиться спать. Лизка произнесла жалобно, со вздохом:
– От всего этого я оголодала.
В кухне, где Мария зажгла лампу, взяла банку варенья, стала его есть с хлебом. Санечка принесла из горницы выпитую на треть бутылку самогона, предложила подругам. Лизка, Ленка и она сама выпили по полстопки, Мария и Варвара, отказавшись, сели на лавку у стены. Пришли перепачканные сажей Илья и Маркел.
– Балки не сгорели, держатся, но надо менять, - сообщил Илья.
Варвара вдруг с опаской, словно остерегаясь кого-то постороннего, произнесла: