Солнце больше солнца
Шрифт:
"Умница! Вот кого слушать!" - подумал в благодарном чувстве Неделяев и сказал уже тоном приятной беседы ради беседы:
– Сейчас как помогло бы новое оружие против немцев...
– Разобьём и так! А оно в своё время будет!
– произнёс Борисов с некоторой беспечностью человека, для которого трудная тема вовсе не трудна.
Он предложил перед обедом выпить зубровки, позвал Авдотью, чтобы принесла бутылку, закуску. Друзья пропустили по рюмке, закусили солёными валуями июльского сбора. Лесничий рассказал, как его помощник удачно бьёт из скрадка диких гусей.
На
Евдокия не носила платка, вокруг её головы была закручена коса, девушка, как и Капитолина, приходилась роднёй Авдотье.
Лесничий налил гостю и себе ещё по рюмке, севшие за стол женщины запивали еду необычайно полезной, как считала Авдотья, водой из недалёкого родника.
– Нагулял гусь жирок, - сказал хозяин, облизав пальцы.
– Гусей и не только их ещё кто-то бьёт, - сообщил Неделяеву.
Тот посмотрел с немым вопросом. Лесничий продолжил:
– Завелась шайка. Два дня назад мой человек наткнулся на тушу лося, задние ноги отрублены, вырезаны печень, сердце, почки. Если бы наши мужики убили, они бы всю тушу на телеге увезли. А тут кто-то был бродячий, безлошадный.
Неделяев счёл нужным высказать сомнение:
– Может, всё же кто-то местный. Не у всех есть возможность на телеге увезти.
– Деревенские говорят - видели в лесу чужих людей с ружьями.
– Сколько людей?
– спросил друг.
– Кто-то видел двоих, кто-то - троих, - ответил с озабоченно-тревожным видом лесничий.
– Не привирают?
– Может, да, а, может, нет. Если нет, то ночью могут ко мне заявиться.
Борисов сказал, что попросил помощника ночевать в доме, но это мало успокаивает.
– От шайки двоим нам не отбиться, собак вмиг пристрелят. А кто выстрелы услышит, ночью на выручку не придёт.
Маркел Николаевич перестал есть, с минуту сидел, прикрыв глаза веками, затем сказал так, что лесничий повеселел:
– Я срочно выясню и обезврежу!
Принялись доедать гуся, хозяин при этом угощал кусочками мяса тёршихся о его ноги двух котов и кошку, которых, как их предков в 1920 году, звали Батыр, Пельван и Лапка.
Неделяев, прикончив десерт - вареники с клюквой, - поглядел на свои карманные часы, держа их за ремешок, стал прощаться:
– Задание ждёт.
72
По дороге домой его волновали мысли, которые так или иначе относились к представлению об убежище. Когда-то, чтобы укрыться от мобилизации в Белую армию, он отправился за Ильёй Обреевым в лесную чащу, где гнили обросшие мхом колоды, засасываемые влажной землёй, матёрые крапива и лопухи обступали избушку, над чьей кровлей простёрли ветви старые липы. Илья говорил мечтательно, как хорошо было бы тут перезимовать, запасшись сушёными грибами, завалив лося. Он жил мечтой о спасении от властей во временных
Подъезжая к Саврухе, Неделяев размышлял: куда мечте мелкого грызуна, пусть и более хитрого, чем суслик, до мечты, которой живёт солдат будущего. Она и теперь выйдет победительницей: выведет на убежище, найденное мечтающими ускользать от властей.
Войдя к себе в дом взволнованно-молчаливым, он осмотрел казачью винтовку, которую регулярно чистил и смазывал два с лишним десятка лет, с чувством, похожим на нежность, провёл ладонью по берёзовому ложу. Когда улёгся на кровать и рядом легла Поля, вдруг сказал в сомнении:
– А не по дури еду?
Поля не посмела спросить, о чём это он.
Ночью ему приснился свежеиспечённый пышный каравай, какой так и виделся осенью 1918 года, когда они с Ильёй, захватив с собой Марию, катили на подводе среди скошенных полей к лесу, спасаясь от мобилизации.
Поднялся он отнюдь не чуть свет - ложась, передвинул стрелку будильника вперёд - в душе играло тревожное возбуждение. Лошадь понесла его полевой дорогой, поглядывающего в сторону полного дружелюбия солнца, которое отделилось нижним краем от линии дальнего леса. Несколько раз в стерне промелькнули суслики, вблизи просёлка рыскала стая одичавших собак. У стога сена слезли с телеги три колхозницы, поздоровались издали. Над полем деловито перелетали, садясь тут и там, вороны.
Он пустил лошадь лёгким галопом, потом перевёл на рысь, у самого леса увидел лисицу, та секунды три глядела на всадника и не спеша побежала в сторону, скрылась за густым, в жухлой листве, мелкокустьем.
В лесу он привязал лошадь к корявому суковатому дереву и, не достав из-за спины винтовку - руки должны быть свободны, чтобы отводить от лица ветви, - стал пробираться сквозь дебри вверх по склону холма, силясь вспомнить направление к избушке. За двадцать пять лет она должна была подгнить, но меж уцелевших стен могли вырыть землянку.
Поблуждав, он приблизился, как ему показалось, к поляне, где они с Ильёй Обреевым ловили лесных голубей. И тут пахнуло дымком. Он невольно пригнулся, мускулы ног и рук предельно напряглись, дыхание замерло. Осторожно потянув в себя воздух, он с минуту определял, откуда долетает запах дыма, и, огибая поляну, тихо пошёл туда. Теперь винтовка была в руках. Когда дымок стал замечаться впереди меж стволами, он лёг среди кустиков брусники, на которых ярко краснели спелые круглые ягоды, и пополз, держа винтовку правой рукой. Неслышно приподнимаясь время от времени, высмотрел остов избушки, покрытый вместо крыши, которая, видимо, провалилась, недавно срубленными деревцами, поверх них зеленела хвоя наваленных горой сосновых и еловых ветвей. В просвете чащи промелькнула фигура человека, пропала позади жилища, плававший над ним лёгкий дымок был чуть виден. Огонь горел или за избушкой, или внутри.