Солнце обреченных
Шрифт:
Здесь, не берегу теплого Черного моря, в ласковом, благодатном климате, он почувствовал себя намного лучше. Служил в нескольких местах, обзавелся кое-какими знакомствами и даже начал подумывать о женитьбе. Конечно, не на глупой дочери какого-нибудь местного помещика, а на девице из одного московского семейства, регулярно приезжавшего в Ялту на лето. Однако матримониальные планы пришлось временно отложить – внезапно скончались родители, надо было возвращаться в Пензу, улаживать дела. Доставшееся небольшое наследство Николай решил истратить на поездку за границу – он давно мечтал увидеть Вену, Париж, Дрезден, Женеву, побывать в лучших оперных театрах, посетить известные картинные галереи, пообщаться с передовыми
Путешествие заняло несколько месяцев и принесло немало пользы: Клеточкин осознал, что политическое устройство в родной стране абсолютно неправильное, что Россия отстала от западных стран по крайней мере на полвека и настала пора все решительно ломать. Причем делать социальные преобразования следовало только одним способом – через революцию.
После возвращения в Россию Николай окончательно перебрался в Петербург и начал восстанавливать старые знакомства. Он записался вольным слушателем в Медико-хирургическую академию и стал регулярно посещать студенческие собрания – надеялся найти людей, которые сведут его с революционерами.
И вот в большой и запущенной квартире на Подольской улице он случайно встретился с Петром Ивановичем. На вечеринку, как обычно, пришло человек тридцать, в основном студенты из Медико-хирургической академии и Технологического института. Пили крепкий чай с баранками, до хрипоты спорили о политике и, разумеется, вполголоса тянули под гитару "Дубинушку".
Клеточкин сразу выделил молодого человека с ясными, внимательными глазами и располагающей улыбкой. По годам он был немного младше Николая, но по знанию жизни и зрелости рассуждений – намного старше. Петр Иванович охотно общался на различные темы, но главным образом говорил о политике и социальном устройстве общества. Рассказывал о тяжкой доле народа, вспоминал Пугачева и Стеньку Разина, намекал на необходимость решительных реформ и принятия конституции. Николай кивал головой и соглашался со всеми доводами нового знакомца. Он, конечно, догадывался, что Петр Иванович – не настоящее имя (на самом деле это был Андрей Желябин), но с расспросами не лез, полагая, что, со временем он сам все расскажет.
И время настало. Через пару месяцев Петр Иванович поинтересовался, не хочет ли Клеточкин принять участие в одном деле, которое, несомненно, будет способствовать освобождению России? Николай почти сразу согласился. Задание было довольно простым – перевезти революционные прокламации из Петербурга в Москву и отдать на вокзале нужному человеку. Клеточикин понимал, что его проверяют.
Примерно полгода он был курьером – развозил по российским городам и весям листовки и газеты. Наконец ему доверили более важное дело – изготовление революционных воззваний. Николая поселили на конспиративной квартире и обучили работе на печатном станке. Клеточкин быстро освоил новую специальность и с энтузиазмом принялся за дело. Трудился он в основном один, хотя время от времени его навещал Петр Иванович.
Опасные задания стали для Николая необходимостью – они придавали его жизни смысл. К тому же не нужно было больше мучиться, думать, кто виноват и что делать, а также сетовать, что годы-то идут, а он так и не смог совершить ничего выдающегося или хотя бы значительного. Все стало просто и понятно – шла борьба, и он принимал в ней самое непосредственное участие.
Однажды Петр Иванович пожаловался, что у жандармов повсюду имеются агенты, собственные глаза и уши, а его организация слепа и глуха. После чего сделал Клеточкину неожиданное предложение – стать информатором, пойти на службу в Третье отделение.
Николай долго отказывался – для него служить в Третьем отделении означало почти предательство. Но Петру Ивановичу удалось его убедить, доказать, что таким образом он принесет еще больше пользы, спасет от ареста многих товарищей. Скрепя сердце, Николай
Для начала Петр Иванович велел Клеточкину поселиться в доме на углу Невского проспекта и Надеждинской улицы, в котором квартировали многие чиновники Третьего отделения. Николай снял комнату у вдовы жандармского полковника Анны Кутузовой.
Новый квартирант очень понравился Анне Прокофьевне – скромный, вежливый, с тихим голосом и обходительными манерами. Вина не пьет, женщин к себе не водит… Единственным увлечением Николая были карты, и он частенько составлял своей хозяйкой партию в вист "по маленькой". При этом спускал рубль-другой и жаловался на трудности с поиском приличного места службы. Молодому человеку без связей и знакомства трудно устроиться в Петербурге не хорошую должность…
Регулярные стенания, а также проигранные деньги возымели свое действие – Анна Прокофьевна решила помочь новому жильцу, составить ему протекцию. Она обратилась к близкому другу своего покойного мужа, генералу Дубельскому, и порекомендовала "приличного молодого человека из провинции". Генерал с должным вниманием отнесся к просьбе своей давней знакомой и принял Клеточкина на службу. Сначала, разумеется, простым агентом с окладом 30 рублей в месяц, но очень скоро Николай получил повышение – стал письмоводителем. Он буквально покорил начальство трудолюбием, аккуратностью, а главное – красивым, почти каллиграфическим почерком. Его назначили младшим помощником делопроизводителя и поручили переписывать самые важные бумаги. Соответственно вырос и оклад – до ста рублей в месяц.
Клеточкин получил доступ к секретным документам и стал приносить Петру Ивановичу поистине уникальные сведения – результаты агентурных наблюдений, содержание полицейских телеграмм, списки узников Шлиссельбургской и Петропавловской крепостей. Он стал для организации незаменимым человеком и неоднократно предупреждал товарищей о готовящихся облавах и арестах. Правда, общался он с Петром Ивановичем уже не напрямую (это было слишком опасно), а через специально выделенных для этого людей.
Так продолжалось почти дав года, пока жандармам не удалось схватить Александра Михайлина. Точнее, он сам попал к ним в лапы, причем почти случайно. После взрыва Зимнего дворца Александр решил (с наилучшими намерениями, разумеется, – для поддержания высокого революционного духа и пропаганды) разослать по губернским отделениям "Народной воли" фотографии главного героя террористической акции – Степана Халтурова, для чего заказал его фотографические портреты в некоторых ателье города.
В одном из них личность государственного преступника опознали и сообщили в Третье отделение. За необычным заказчиком установили тайное наблюдение и вскоре выяснилось, что это давно разыскиваемый социалист Михайлин. На следующий день его арестовали, а на квартире в Орловском переулке произвели обыск. Его результаты оказались весьма впечатляющими: агенты обнаружили несколько снаряженных бомб, револьвер, революционные прокламации, фотографии, а главное – коленкоровую тетрадь с шифрованными записями. Их удалось быстро расшифровать, и начались аресты по всему городу.
К счастью, благодаря своевременному извещению Клеточкина, большинство членов Исполкома успели скрыться. Но удар по организации был нанесен весьма ощутимый – это был почти разгром, сил оставалось совсем мало.
Николай продолжал исправно служить в Третьем отделении и поставлять информацию уцелевшим товарищам, в том числе самому Петру Ивановичу. Борьба не должна прекращаться ни на минуту. Вот и завтра у него будет встреча с одним из членов организации, и он, как обычно, передаст лист с шифрованными сообщениями. Они касаются планов Третьего отделения по внедрению своих агентов в ряды революционеров – об этом говорилось в документе, который Николай только что закончил переписывать.