Солнце Запада
Шрифт:
На экране телевизора похороны шли своим чередом.
– Я так сочувствую вам, – сказал Плетнев. – Это безмерная потеря.
– Потеря, – эхом отозвался Вершинин. – Жене было тридцать пять лет, дочери – одиннадцать, сыну – пять.
– Это печально, – кивнул Плетнев, наблюдая за церемонией похорон.
– Печально, – на мгновение лицо Вершинина исказилось в страшной гримасе. – Ты можешь побриться, Сергей. В ванной все готово.
– Но вы говорили, что борода нужна для маскировки.
– Время игр закончилось, – сказал Вершинин. – Побрейся.
Как
Прошло четверть часа. Плетнев не показывался. Запись похорон закончилась. В доме воцарилась тишина. Вершинин включил запись с начала и вышел из кабинета. Он знал, что даже в таком состоянии Плетнев сильней него. А если память к нему вернулась, то шансы Вершинина и вовсе равнялись нулю. Поэтому он сразу прошел в ванную комнату.
Плетнев сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Зеркало и бритва лежали в раковине.
– Вы меня убьете?
– Ты вспомнил? – вопросом на вопрос ответил Вершинин.
– Нет. Но я понял, кто я.
Вершинин протянул ему пистолет.
– В нем одна пуля, – сказал он. – Ты можешь убить меня или убить себя. Выбор за тобой.
– У меня нет выбора, – Плетнев посмотрел на него.
– У тебя его нет, – Вершинин усмехнулся. – Все это время ты жил в Новосибирске. Тебя привезли ко мне сегодня к обеду. Если бы я не устроил облаву на тебя, ты бы продолжал убивать. Убивал, а после этого жил как все. Не нужно обманывать себя, Сергей, ты – убийца. И это знаю не только я. А сейчас решай: кому жить, а кому умирать? Я жду. – Он ушел в кабинет.
Плетнев поднял пистолет с пола…
Вершинин смотрел запись. На экране мелькнули кроны вековых сосен. Донесся издалека голос священника, читавшего литию. Камера окатила бесстрастным взглядом толпу провожающих и замерла на трех гробах из резного дуба.
– Скоро свидимся, родные мои, – прошептал Вершинин. – Недолго осталось.
Дикий кот осторожно пробирался по талому снегу к дому. Когда темнело, он приходил сюда и питался объедками из мусорных баков. В этот вечер было особенно тихо: не бродили перед домом рослые люди, повар не стоял возле заднего крыльца с сигаретой в зубах. Из дому вышел только один человек. Увидев его, кот затаился, а когда человек вышел за ворота и канул в ночи, продолжил свой путь к мусорным бакам.
– Где он сейчас? – Вершинин стряхнул пепел с сигареты. Кисть его правой руки была забинтована.
– На городской свалке, – Богоев сел за обеденный стол напротив хозяина. – Мои парни там, ждут указаний.
– Выпей кофе, Тимур, – Вершинин пододвинул к нему чашку.
– Спасибо. – Богоев пригубил кофе и повторил: – Мои парни ждут.
– Пусть живет пока, – распорядился Вершинин. – А когда он оправится, я снова устрою ему ад… И еще раз, а потом еще…
Вершинин потушил сигарету и посмотрел в окно.
Светало. Тусклый рассвет разливался с восточного горизонта, затянутого сплошной облачной пеленой.
– Александр Николаевич! – Вершинина окликнул
– Зачем мне это, Семен Иванович? – произнес Вершинин, не оборачиваясь к собеседнику. – У меня машина была бронированная.
– Мы все сделали, но стекло есть стекло, – пожал плечами тот.
– Спасибо, Семен Иванович, – Вершинин обернулся и остановил его движением руки. – Давайте накладную.
Он подписал необходимые бумаги и вновь принялся смотреть в окно. В этот момент его ум не был отягощен мыслями, но и не был от них свободен. Он отстраненно наблюдал за тем, как за окном мерно вышагивает боец Богоева и второй, такой же высокий парень с аккуратной бородкой, стоит за кованым забором и смотрит в сторону леса. Он слышал, как рабочие без спешки выносят инструмент из дому. И когда в доме стихли шаги последнего из них, Богоев сказал негромко:
– Саша, мы похороним его через десять минут. Хочешь, живьем закопаем? Хочешь, на куски порежем. Порежь его на куски сам…
– Нет, Тимур, – Вершинин посмотрел на него. – Я не хочу видеть его смерть. Я хочу видеть его муки. Но ты должен обещать мне. Если я вдруг умру, он умрет следом. Сразу после меня. И ты проследишь за этим.
– Саша, – Богоев встал со стула. Он был высоким, мощного сложения человеком и тоже носил аккуратную бородку каштанового цвета. Он склонился к Вершинину и сказал, стараясь не смотреть собеседнику в глаза: – Так нельзя, Саша. Нельзя выпускать его на волю…
– Тимур, дай мне слово…
– Я никогда с тобой так не разговаривал. Но и ты никогда такое не делал. Это – сопли, Александр Николаевич. В конце концов ты с ним побратаешься…
– Слово! Дай мне слово! – оборвал его Вершинин, и в этот момент стало понятно, почему в этом доме хозяин он. – Он будет жить, пока…
– Обещаю, – кивнул Богоев после короткой паузы. – Но это ошибка.
– Главное, чтобы твои абреки его втихую не зарезали. Понимаешь меня?..
В этот момент на улице скрипнули тормоза, спустя мгновение хлопнула входная дверь и женский голос разлетелся по дому:
– Саша! Саша! Где ты?!
Настя остановила машину на косогоре, вышла из салона и потянула за собой Плетнева.
– Посмотри, Сережа, посмотри, вот наш дом! – она протянула руку по направлению к трехэтажному кирпичному особняку, стоявшему на берегу неширокой реки. – А это дома наших соседей: Степановых, Веселовских, Любимовых. Веселовских и Любимовых ты даже не знал, и это хорошо! Ты познакомишься с ними! Посмотри на наш дом! Он тебе нравится? – она прижалась к нему. По ее лицу блуждала счастливая улыбка. – Ведь это твой дом! Ты днями сидел с архитектором, пока вы не придумали его. И эти сосны тоже оставил ты. Те сосны на берегу! Мы сделали там качели и тарзанку для детей. А летом натягиваем гамаки… Господи, как же давно тебя не было! Милый мой, милый. – Она поцеловала его в щеку. – Только не молчи ты сейчас, Сережа, не молчи! Скажи что-нибудь.