Солнечная лотерея (сборник)
Шрифт:
– Я не в него стрелял. Он сидел за столом, я выстрелил в охранника. – Кассик неуверенно потер лоб. – Это произошло случайно. Он стал говорить о тебе… я выхватил пистолет и выстрелил. Возможно, в этом все дело: я не собирался стрелять. Может, я как–то изменил ход времени. Может, я каким–то образом повлиял на будущее, я действовал ни о чем не думая. Возможно, подсознательные реакции нельзя предугадать.
Ухватившись за эту мысль, он и сам почти поверил в нее. Ну да, вполне разумное объяснение… Он уже почти совсем готов был поверить в него… но тут заметил небольшой коричневый пакет на подлокотнике кушетки.
– Что это? – спросил он.
–
Кассик взял пакет. Форма знакомая; похоже, катушка с магнитофонной лентой. Негнущимися пальцами он разорвал обертку, вынул пленку и поставил ее на магнитофон, стоявший в нише над столиком.
Он не удивился, услышав этот голос. Теперь все концы сошлись.
– Кассик, – заскрипел тоненький усталый голосок, – вам лучше теперь на время скрыться подальше. Вероятно, поднимется много шума. Я не знаю, но догадываюсь. Вы понимаете? Я лишь догадываюсь. Как вы понимаете, я утратил свои способности. И вы знаете почему.
Да, теперь он знал почему. Джонс видел будущее лишь до момента смерти. Но не дальше.
– Вы чисто сделали свое дело, – продолжал голос Джонса. Еще и полчаса не прошло с тех пор, как он наяву слышал это холодное бормотание. – Конечно, не принимайте эти слова за похвалу. Вы всего лишь нажали на спуск; все остальное сделал я сам. Но вы сделали все, что от вас требовалось. Это хорошо; я знал, что так и случится. Вы не струсили.
– Старый хитрый дурак, – злобно сказал Кассик и остановил пленку.
– Не надо! – дрожащим голосом воскликнула Нина, схватив его за руку, и сама нажала на клавишу пуска.
– Итак, теперь я мертв, – продолжал Джонс. – Я не могу сказать, когда именно вы получите эту пленку, но, полагаю, все–таки получите. Но что я действительно знаю, так это вот что: когда вы станете слушать ее, я буду мертв, потому что я давно знал, что это случится. А теперь знаете и вы. Теперь вы понимаете мои чувства? Целый год я ждал этой минуты, зная, что она приближается. Зная, что ее не избежать. Вы не представляете, какую боль несет это знание, да еще знание того, что произойдет потом. Теперь все кончено. Теперь я могу отдохнуть. И вы, конечно, понимаете, я сам хотел, чтобы вы это сделали. Но возможно, не совсем понимаете почему.
Конечно, я совершил ошибку, я все поставил на карту и проиграл, я был не прав… но не в том смысле, в каком вы думаете. Вы и представить себе не можете, насколько я был не прав.
– Нет, – прорычал Кассик, с трудом подавляя душившую его ярость.
– Через день–два, – продолжал Джонс, – с войны начнут возвращаться корабли. Люди узнают, что я ошибался, все поймут, что я могу совершать ошибки, как и всякий. И они вдруг осознают, что я вовсе не обладал абсолютным знанием. – В монотонном звучании его речи неожиданно послышались нотки торжества и насмешки. – И очень скоро по всему миру разнесется слово: «Джонс обманщик. У него вовсе не было никакого дара. Джонс задурил нам всем головы, а мы, как неразумные дети, поверили ему. Он знал о будущем не больше, чем любой из нас. Но теперь все: мы знаем, что Джонс убит, и это факт». И только потом начнут возвращаться первые корабли. Джонс, оказывается, умер раньше, чем они потерпели поражение на этой войне! А причина всегда бывает раньше, чем следствие.
– Черт подери, – прокричал Кассик в бессильной злобе.
–
– Они станут говорить, что меня злодейски убили, – ликуя, продолжал голос Джонса. – Они станут говорить, что, покончив со мной, вы украли у них победу. Так возникнет легенда: «Если бы Джонс был жив, победа была бы за нами. Именно вы, ваша система, Федеральное правительство, релятивизм отняли у нас все. Джонс не проиграл».
Передайте мои извинения вашей жене. Я должен был сказать то, что сказал: мне нужно было заставить вас выстрелить. Пирсон, конечно, жив. Вы найдете его в одной из старых тюрем; вот и все, пожалуй, если вы еще…
– Можешь выключить, – сказала Нина, – я больше не хочу это слушать.
Он сразу же выключил магнитофон.
– Я помог ему получить то, чего он добивался. Он использовал меня так же, как он использовал Пирсона… Мы были пешками в его руках.
Несколько минут они молчали.
– Ну что ж, – сказала Нина, пытаясь приободриться, – пока, похоже, нет никакой гражданской войны.
– Ну да, – согласился Кассик, – он опять хотел нас одурачить, старый мошенник. Вся эта чушь про боевые корабли, усмиряющие толпы народа, – все это он говорил для меня.
– Он неплохой психолог.
– Он на все руки мастер. Он прекрасно разбирался в истории, он знал, когда нужно сойти со сцены… и каким образом. Он все понимал… когда входить, когда уходить. Это мы с тобой думали, что Джонс еще с полгодика побудет с нами и все… А вышло, что он с нами будет теперь всегда. Джонс жил, Джонс жив, Джонс будет жить.
Не нужно быть Джонсом, чтобы предвидеть это. На глазах возникала новая религия. Распятый бог, погибший к вящей славе человека. И конечно, он когда–нибудь вернется: смерть его не напрасна. Понастроят храмов, понапридумают легенд, понапишут священных текстов. Релятивизму крышка.
– И ведь как он поймал нас! – Кассик, конечно, ужасно злился, но он не мог не восхищаться хитростью этого человека. – Ведь он все время водил нас за нос. Ну да, скоро появятся иконы с его изображением, под шестьдесят футов, не меньше. Наоборот, чем дальше, тем больше. – Он резко засмеялся. – Святые места. Святые мощи.
Нина стала сматывать пленку обратно:
– Может, нам она еще пригодится. Будет что предъявить.
– Да черт побери, у нас и так есть что предъявить, сколько угодно. Мы можем доказать, что Джонс был не прав, у нас есть тысячи способов. Он ошибся в шлындах – это раз. Кольцо замкнулось, когда Джонс был еще жив, – это два. Ведь он был еще жив, когда корабли повернули назад. А теперь он мертв – это окончательно все решает. Но никогда не решит. Он прав, он тонко все рассудил. Сначала причина, а уж потом следствие. Джонс умер в понедельник, война закончилась во вторник. Я вот стою в этой комнате как дурак и сам чувствую, не могу не чувствовать, что я и сам немного верю во всю эту бредятину.
– Я тоже, – сказала Нина усталым, разбитым голосом. – Здесь… не могу сказать что… чувствуется какая–то правда.
Кассик медленно подошел к окну, раздвинул занавески и беспомощно стал смотреть на темные лужи на мостовой, по которой барабанил дождь.
– А что будет с нами? – робко спросила Нина. – Кажется, ты не очень хочешь со мной в Западную Африку.
– Ты что, думаешь, в твоей Западной Африке меня не найдут? Это меня–то? Ты что, забыла, что я – человек, который убил Джонса? Сейчас все, кому не лень, бросятся искать меня.