Солнечный змей

Токацин .

Кесса молча смотрела на него. Койя, навострив уши, переводила взгляд с сармата на Речницу и обратно – выражение её лица напугало кошку.

– Разве это плохо – то, что вы помогаете нам? – тихо спросила она. – Ведь мы ничего плохого вам не делаем. Ни вам, ни Ураниуму. И война закончилась очень, очень давно…

Модженс покачал головой, глядя куда-то мимо Кессы.

– Очень много говоришь, знорка. Очень…

…Кытугьин выпрямился во весь рост, повесив поводья на крюк, и гуделка взмыла над его головой, надрывно вопя – и вторая, расколотая, закричала в ответ с крыши, словно оплакивала всех, кто погиб в снегах и не вернулся домой. Следом взревел речной рог – Хагван стоял, ни на

что не опираясь, на передке повозки и дул в раковину что было сил. Койя, испуганно мявкнув, забилась под куртку Речницы и осталась там сидеть, вцепившись когтями в мех и дрожа всем телом. Модженс задумчиво усмехался из-под шлема – похоже, он не слышал и половины воя, и Кесса ему очень завидовала.

– Камайя! – пронзительно завопила Аса, высунувшись из-под полога. – Манииллат!

Ледяная арка промелькнула над санями, Кытугьин на миг пригнулся и вновь поднял руку. Вой гуделки не смолкал над серо-зелёной гладью геджатаа, и ниххики подняли голову от недоеденной травы, встревоженно зафыркали и бросились врассыпную. Два хийкиммига тянули повозку, и окрепший Амакуг не уступал Уджугу.

– Камайя! – закричал Кытугьин, опустив верёвку. Сквозь щель в пологе Кесса видела, как наперерез повозке из глубины геджатаа летят два белых зверя, и третий трусит навстречу. Солмик спрыгнул на землю, следом спустился Икымту, забросив за плечо костяной лук.

– Модженс, ты встать можешь? Помочь тебе выйти? – спросил Речник Яцек, протягивая сармату руку. «Тулуг» легко поднялся и едва успел пригнуться, чтобы не удариться головой о костяную балку каркаса. Речница смотрела на него с опаской – не так часто видела она его стоящим на ногах. Он был даже выше, чем Яцек, и шире в плечах – и в боках он тоже не был узок. Не такой круглый, как ниххик, но на хийкиммига он был похож. На левом боку виднелись свежие стежки – скафандр пришлось зашивать, руки – поверх повязок – упрятали в меховые рукавицы. Раны сармата уже затянулись, вот только оторванные фаланги пальцев так и не отросли – а Кесса смутно надеялась, что он восстановит и кости…

– Силы и славы, тулуг Модженс – и тебе, и твоей станции, – прошептала Речница, осторожно сжимая его руку.

– Удачных опытов, знорки, – отозвался сармат, легонько хлопнув её по плечу и пожав руку Яцеку.

– Амакуг, хийкиммиг семьи Унги, здесь, у моей повозки, – торопливо объяснял снаружи Кытугьин. – Возьмите его, отведите вождю Тагьюлону, пусть семья Унги заберёт его – он ранен и обессилен.

– Не о чем беспокоиться, воин Иланка, – степенно ответили ему, и повозка слегка покачнулась, а Амакуг громко фыркнул. – Мы отведём его к вождю. Может ли выйти раненый тулуг? Я сам отвезу его в дом собраний. То, что с ним случилось, очень скверно, вождь Тагьюлон должен об этом знать…

– Осторожнее, знорки. Это не везде следует ронять, – хмыкнул сармат, наблюдая за тем, как солмики вытаскивают из повозки его вещи, и спустился сам, опираясь на руку Кытугьина. Под громкий шёпот солмиков из-под полога выбралась и Кесса. Кошка, обрадованная наступившей тишиной, выглянула из-за её ворота – и громко зашипела, прижимая уши.

– Что это она? – озадаченно спросил Хагван, глядя на кошку с опаской. – Демоны?

– Солмикское мыло, – закусила губу Речница. В толпе солмиков пахло топлёным жиром, мокрой шерстью, чадом жирника – и костяным мылом. Только этот запах и мог напугать пустынную кошку…

– Ты, шматок слизи! Лежать! Кому сказал?! – раскалённый металл воткнулся в голень, и каменистая почва поднялась навстречу. Он рухнул, неловко подвернув плечо, припасённый осколок фрила впился в ладонь. От плеча до кисти руку дёргало и жгло. Второй удар распорол бок. Тень низкорослой

фигуры упала на выгоревшую землю. Кто-то с размаху пнул сармата под рёбра.

– Готов, – хихикнули над головой. – Больше не… А-а-а-ай!!!

Хрупкая голень «макаки» хрустнула в ладони, что-то ожгло плечо, сармат вывернулся, подминая человечка под себя и чувствуя, как под пальцами хрустит и растекается плоть. Рука не слушалась, пальцы обхватили рукоять бластера – и бессильно соскользнули. Плечо взорвалось болью. «Не успел… Глупо,» – мелькнуло в голове. В глазах потемнело. Что-то мокрое, холодное стекало по губам, по подбородку, синеватая муть колыхалась впереди. Он попытался поднять отяжелевшую руку – и чуть не закричал от боли.

– Халан! – с отчаянием крикнул кто-то.

– Сейчас, сейчас, – пробормотали рядом. Холодная ладонь прикоснулась к виску сармата. Пылающая от боли рука налилась тяжестью и бессильно повисла. Гедимину казалось, что его тело растекается лужей Би-плазмы… по крайней мере, весь правый бок, от плеча до онемевшей ступни. Темнота рассеялась, но синевато-белая бесформенная масса не делась никуда. Его правая рука, согнутая в локте и привязанная к каким-то планкам, лежала на ней. Широкий ремень обхватил кисть, от него вверх уходил шнур. Брони на руке не было. Судя по ощущениям, не было её и на всём правом боку, и на ноге. Голень у ступни перехватил ещё один ремень. То, на чём лежала рука, было большим сгустком воды – и эта жидкость не растекалась ни по земле, ни по коже. Гедимин скосил глаз, разглядывая повязки на своём теле – их, несомненно, изготовили знорки, и от них пахло полузнакомыми мутагенами. Кажется, ликвидатор Фриссгейн называл одно из этих веществ «воинским бальзамом».

«А, взрыв… Выходит, что я выжил,» – сармат прикрыл глаза, восстанавливая в памяти события последнего утра. «Необычный механизм с зачатками интеллекта… И я его даже не изучил. Эх, Гедимин…»

Связности в мыслях было немного. Двое знорков встревоженно шептались над головой, голос одного показался Древнему Сармату смутно знакомым.

– Ничего, только каменная плита без единой травинки, – торопливо шептал один. – Ушли в одно утро, и где они теперь – то знают боги.

– Они не могли его бросить, – вздыхал второй. – Возможно, считают погибшим… Ему лучше, как мне кажется. Некоторые раны уже закрылись. Ондис прилетит, посмотрит, что с костями.

– Он нас слышит! – охнул один из знорков, склоняясь над телом сармата и мокрой тканью утирая его лицо. – Халан, он на меня смотрел! Гедимин… Гедимин, командир «Идис», ты слышишь меня? Вот тебе вода. Выпей немного.

Древний открыл глаза. Знорк был укутан во что-то серое, сармат не видел его лица – только взволнованно блестящие глаза. Вода была прохладной, сладковатой на вкус – или из Великой Реки, или из родника на её берегу.

– Где я? – спросил сармат, слегка отстраняясь. Подвешенная к потолку рука дёрнулась и неприятно заныла. Гедимин не был уверен, что в ней остались целые кости. Он пытался оглядеть себя, но повязки скрывали оголённый бок. Кто-то снял часть пластин со скафандра, открыв правую руку и половину груди, и, похоже, ногу от ступни до колена. Не было и шлема.

– В Нэри-Кеме, Гедимин, – второй знорк сел рядом, глядя Древнему в лицо. – К северу от «Эджина». Не шевелись, у тебя… у тебя много чего сломано. Ты падал на правое плечо, броня треснула и вдавилась в тело. Весь правый бок был сплошным месивом, рёбра полопались. Мы соединили обломки костей, зашили большие раны. Ты чувствуешь что-нибудь? Я снимал боль, как мог.

Левая рука, закованная в броню, слегка онемела за время неподвижности. Древний погрузил пальцы в водяной шар – вода обогнула их, и сфера осталась невредимой.