Солнечный змей
Шрифт:
Речник изумлённо мигнул.
– Нецис! Что ты сейчас сделал?! – он схватил мага за плечо и встряхнул. – Полуденная вспышка… тебе же даже плохо не стало! Что ты сделал?!
– Ничего, что заслуживало бы внимания, – Некромант устало протёр глаза и опустился на панцирь Двухвостки. – Я очень боюсь, Фрисс. Боюсь, что не смогу даже близко подойти к Тзанголу. Если слабая часть силы его создателя размазывает меня по земле… тогда я бесполезен. Этот покров опасен – никогда не прикасайся к нему, если только не захочешь остаться без руки – но польза от него определённо есть…
У Киньямкелы
«А с дичью-то плохо,» – покачал головой Фрисс, разглядывая их добычу – она осталась под присмотром стражников у входа в хижину, слепленную вместе со стеной из тех же обломков. К палке были привязаны две крупные короткохвостые и толстомордые крысы пёстрой окраски, из брошенного рядом узла выглядывали щупальца летучих медуз, – больше не было ничего.
Флона, фыркая и цепляясь за всё подряд краями панциря, проползла сквозь базар, раскинувшийся у стены. Фрисс смотрел вперёд, Аста за его плечом непрерывно шипела и скалилась – она тоже чувствовала любопытные взгляды и видела, как одни, подхватив товар, шарахаются за шатры и чужие спины, а другие подбираются поближе, на всякий случай сжимая в руках что-нибудь тяжёлое.
– Я ищу Умма Ксази, – громко сказал Речник, поднимаясь во весь рост. – Кто-нибудь из них тут есть?
Негромкий гул пробежал по базару. Любопытные Призыватели, ранее оттеснённые от дороги, протиснулись сквозь толпу и подпрыгивали на обочине, взволнованно перекрикиваясь.
– Умма Ксази? Иди к храму! – отозвался один из них. – В доме Укухласи найдёшь уважаемого Ксази. Там большие дни, там праздник – странники были в городе мёртвых и вернулись живыми, там рады всем путникам! Иди в дом Укухласи, о коатек.
Речник слышал, как за его спиной шуршат дверные завесы, и жители встревоженно шепчутся, – но никто не тронул путников, и ни одно злое слово не полетело им вслед. Фрисс разглядывал высокие фундаменты, сложенные из обломков базальта, и толстые канаты, торчащие из щелей в стенах и крепко привязанные к каменным штырям. Такие штыри были у каждой хижины – даже у тех, которым не хватило камня на фундамент.
– Та-а… Киньямкела уходит в плавание каждую осень, – Нецис с усмешкой указал на верёвки. – Мы едем сейчас по дну, Фрисс. Когда дожди приходят в Великий Лес, вода тут поднимается на три твоих роста, и все эти хижины всплывают и болтаются на привязи. Я вижу фляжку и сандалию над вон той дверью, Фрисс. Не знаю, хватит ли на этом
– Флона себе место найдёт, – махнул рукой Речник. – Держи, Нецис, – этого хватит на день постоя. Устраивайся, устраивай Флону и Алсага, ешь и отдыхай. Я вернусь к вечеру. Надо сказать жрецам про уачедзи…
– Та-а… ты по-прежнему неосторожен, Фрисс, – покачал головой Некромант. – Держи амулет на виду.
Эта хижина была побольше других – но на неё, как и на другие дома Киньямкелы, не хватило камня. Крытая листьями высокая крыша-конус поднималась на три человеческих роста, и с неё свисали шелестящие гирлянды лепестков Гхольмы. В чаше для пожертвований одиноко лежал пучок длинноногих болотных грибов. Речник хмыкнул и положил рядом черешок Чокры.
– Хвала Укухласи! – он едва не задел притолоку, входя в дом. Внутри тускло мерцали мелкие цериты, развешанные по стенам, тянулся дым от одинокой курильницы перед статуей, погружённой в полумрак. Служитель в красных одеждах задумчиво вертел в руках тусклый кристаллик, белая крыса в углу нанизывала лепестки Гхольмы на длинную нить, ещё одна сидела за курильницей и, насторожив уши, слушала тихие слова второго жреца в красном. На голос Речника обернулись все.
– Хэ! – подпрыгнула крыса с лепестками. – Крылатая тень за его плечом!
Служитель поднял повыше кристалл, освещая лицо Речника. Фрисс сжал в кулаке ремешок, на котором болталась костяная рыба, и подставил амулет под луч светильника.
– Хвала, – кивнул второй жрец, поднимаясь на ноги. – Что привело тебя в дом милосердной богини?
Вторая крыса с пронзительным воплем взлетела над курильницей и бросилась Фриссу под ноги, вереща так, что даже привычные южане потянулись к ушам.
– Водяной Стрелок! Почтенный Дхана, Водяной Стрелок сдержал слово! Теперь ты веришь нам?!
– Хийо-хийоле, – пробормотал жрец, разглядывая пришельца. – Будь немного тише, Чикича. Я не упрекал тебя во лжи.
Он слегка наклонил голову и махнул рукой, направляя на Речника благовонный дым.
– Дхана Ксази – моё имя, Водяной Стрелок. Хорошо, что ты заглянул в Киньямкелу. Я узнавал, что о тебе говорят… похоже, для Умма Ксази было бы честью, если бы ты встал под руку богини. Сейчас ты – её гость. Ты ищешь помощи?
Фрисс, помедлив, кивнул.
– Узнавали про меня? – против воли он усмехнулся. – Река моя Праматерь… Чикича рассказал вам про уачедзи, про Товешу из Мвиалтиша, про солнечного змея?
Жрец снова наклонил голову. Его лицо осталось спокойным, лишь в глазах залёг мрак.
– Об этой заразе, подобной хоке, знает уже каждый младенец. В селениях много страха…
Медлительный дым дотянулся наконец до носа Асты, и Квэнгин сморщился и громко чихнул.
– Маленькая дичь, – пробормотала незнакомая крыса, переглядываясь со вторым жрецом.
– Детёныши вкуснее, – отозвался тот, задумчиво разглядывая Квэнгина. Речник поёжился.
– Я ищу милосердия богини, – сказал он, отцепляя от себя детёныша. Аста замотала головой, хватаясь за что попало и неуклюже хлопая крыльями, – кажется, они не могли развернуться до конца.