Солнечный змей
Шрифт:
– Это Аста. Её родичей убили. Летать она не умеет. Ест рыбу и коренья, – Фрисс осторожно, но крепко сжал лапы Квэнгина и повертел его перед Дханой. – Я хожу по опасным местам, детёнышам там делать нечего. Кто возьмётся прокормить Асту и вырастить из неё мирное существо?
В наступившей тишине слышно было, как потрескивают угли в жаровне. Дхана потянул Квэнгина за крыло и разворошил шерсть на его лапе. Аста молча рванулась к нему, и Фрисс едва успел подставить свою руку под тонкие острые клыки. Наручи скрипнули, но выдержали.
– Квалу… – потрясённо выдохнул второй жрец и
Он покачал головой, не найдя слов, и тяжело вздохнул. Дхана отпустил хеска и пожал плечами.
– Крылатая тень не может насытиться рыбой и кореньями. Она уже хочет крови. Ты очень добр, о коатек, и боги тебя наградят, но замысел твой безумен. Эта тварь не будет мирным существом – она будет рвать и терзать, как только встанет на крыло. Её жизнь сейчас в твоих руках, и я её не трону, но лучше было бы тебе убить её сразу.
Аста сердито зашипела, прижимая уши. Фрисс крепко прижал её к себе.
– Я думал, Укухласи – милосердная богиня, – нахмурился он.
– И поэтому я, Дхана Ксази, предостерегаю тебя от того, что навлечёт на тебя беду, – бесстрастно отозвался жрец. – Ни к чему причинять этому существу мучения, но жить оно не должно, а смерть его от хоки будет страшной.
Фриссу вспомнилась искажённая морда убитого Квэнгина и судорожно скорченные лапы. Резко выдохнув, он шлепком направил Асту на прежнее место – за плечо. Она пищала и хватала его за руки, затравленно озираясь.
– Ты говорил, что в селениях много страха, – покачал головой Речник. – Жаль, что все так боятся. Хвала Укухласи!
– Хвала! – нестройно откликнулись жрецы.
Фрисс уже выпутался из лабиринта хижин и почти понял, в какую сторону идти, когда Аста перестала пищать и всхлипывать и провела когтем по его щеке.
– Па-а, – неловко, путаясь языком в клыках, выговорила она. – Да-а им мня? Мня не ты? Ты мня броса-а?
Речник порадовался, что кожа у него и так медная – не видно, как наливаются багровым огнём уши.
– Нет, разумеется, – буркнул он, почёсывая Квэнгина за ухом. – Я возьму тебя с собой. М-да, не удалось порадовать Нециса… Что же, мелочь, если мы все будем живы – я покажу тебе Великую Реку.
Аста уткнулась носом ему в щёку.
– Не броса-а мня, – прошептала она и замерла – и больше не шевелилась, пока Фрисс не взял её на руки, заходя в задымлённый и пропахший жареной рыбой зал постоялого двора. Не останавливаясь, он прошёл меж притихших южан и крыс и опустился на циновки рядом с задремавшим Алсагом. Нецис, посмотрев на Речника, молча подвинул ему блюдо с рыбой, водорослями и кашей.
– Я живой, как видишь, – криво усмехнулся Фрисс. – Никто тут вас не обижал?
– Всё спокойно, – покачал головой Некромант. – Прямо как в те дни, когда солнце было холоднее, а дожди шли чаще.
Тихий дребезжащий звук струны долетел до Речника, и он вздрогнул, оглядываясь по сторонам. Белая крыса, обвешанная перьями древесных змей, задумчиво перебирала жилы, натянутые на полом обрубке тростника.
– Дела, – пробормотал Фрисс, растерянно усмехаясь. – Нецис… Ты не помнишь, где мы в последний
– Та-а… ассинхи, – задумчиво отозвался Некромант. – То, что защищает кимей, старше и сильнее и его, и его создателя. Они ничего не упустят, Фрисс. Мы ещё прочтём о себе в их свитках. А что их не видно… Сейчас не лучшие дни для кимейских песен, Фрисс. Сейчас вообще не лучшие дни…
Плазма зашипела, остывая на оплавленных стенах. Улица, подметённая раскалённой метлой, опустела вмиг – хвостатые тени брызнули по щелям, и долго ещё Гедимин слышал удаляющиеся писклявые вопли. Несколько кучек пепла осталось на мостовой. Древний Сармат с размаху ударил кулаком в стену, и она затрещала. Кусок подломленной кровли, кружась, полетел вниз вместе с уцепившимися за него крысами, Древний шагнул назад, пропуская обломок мимо, и снова вскинул сфалт. Крысы бросились врассыпную.
– Кьяа! Кьяа! – завопили на противоположной стороне улицы, десятки лап зашуршали по мостовым, одинокая стрелка из облучённого металла ударилась о броню на плече Гедимина и рассыпалась – и настала тишина. Только вдали, у заброшенного космодрома, ещё шипел плавящийся под выстрелами рилкар – стая Стинка, вернувшая себе былые владения, не спешила отступать в неуютные развалины, но сарматы теснили её. Гедимин покосился на передатчик, прислушался – нет, похоже, на космодроме справлялись и без него. Одобрительно хмыкнув, он пошёл дальше – по остаткам разбитых подвижных мостовых, мимо мёртвых домов безымянного города, к разрушенным подстанциям порта. Кто-то верещал там. Голосов было два – двое серых воинов сцепились на пустой улице. Гедимин остановился.
– Кьяа! Отдай! Моё! – оскалился крыс с двумя хвостами, покрытый редкими чешуями и почти облезший.
– Кьяа! Моё! Уйди! – припал к земле второй, зачем-то отрастивший себе шесть лап, но потерявший ухо.
– Дурень! Я нашёл! Кьяа! – мотнул головой первый.
– Так возьми! Возьми! – взвизгнул второй. – Не можешь? Кьяа!
– Кьяа!!! – первый, изловчившись, цапнул второго за бок и тут же отскочил, но поздно – челюсти сомкнулись повыше его хвоста.
– Кья!!!
Под сапогом Гедимина хрустнул осколок стекла. Крысы, отлетев друг от друга, привстали на задние лапы и молча юркнули в груду битого рилкара – всё, что осталось от недавно обрушившегося здания. На мостовой остался лежать тёмно-синий, почти чёрный камень – небольшой, такой, что уместился бы на ладони знорка.
«Крысу мне в скафандр…» – сармат изумлённо мигнул. Тёмно-синий осколок реакторного накопителя лежал на его ладони. Он был ещё тёплым, и его округлые края немного оплавились и покрылись точками-щербинами – брызгами кипящего металла. Знорк, незнакомый с накопителями, мог бы принять обломок за природный синий минерал – содалит, называемый местными жителями грозовым камнем.
«Это невозможно,» – Древний тяжело качнул головой и покосился на небо. За последние недели оно исподволь из серо-белесого превратилось в желтоватое. Ни облачка не было на нём.