Солнечный змей

Токацин .

– Река моя Праматерь! Тогда мы пришли, куда нужно, – хмыкнул Речник. – Разделимся?

– Подожди, Фрисс, – покачал головой Некромант, глядя на развалины сквозь растопыренные пальцы. – Сначала вытащим Флону из канала. Поищи, к чему привязать верёвки…

Он достал из дорожных сумок пару толстых канатов и принялся наматывать их на шипы Двухвостки. Флона махала хвостами и пыталась развернуться носом к берегу. Потревоженные мелкие токатли и костяные змеи порскнули из-под ног Речника, и он понадеялся, что его сапоги им не прокусить.

Распластанные по земле корни огромного дерева обросли побегами, некоторые из них

поднялись уже локтей на двадцать. Фрисс накинул на них верёвки, потёр ладони и дал Нецису знак – «вперёд!». Что-то зашуршало за его спиной, но Речник не обернулся, – груды сухих и ещё не увядших лоз лежали там, и костяные змеи ворошили их, и ровно ничего интересного в этом не было.

Флона, оскальзываясь на мокрых камнях, выбралась на берег и потрясла головой. Алсаг спрыгнул с панциря и потянулся, разминая лапы. Нецис, увидев что-то в прибрежной тине, присел на корточки и ворошил листву остриём каменного ножа.

«Тут, кажется, жил кто-то…» – Фрисс посмотрел на остатки дома, развороченного изнутри проросшими сквозь него деревцами. Их корни сейчас обвивали поваленные колонны, и прочные базальтовые плиты утонули во мху. Среди бурых волокон одиноко чернел высохший ползучий гриб.

– Па! – Аста потянула Речника за волосы, указывая крылом на дерево за его спиной. Огромная старая Чокра запустила корни во все окрестные оросительные канавки, но воды в них осталось немного – и корни торчали над мостовой, как вздувшиеся вены. Перистые листья распростёрлись в вязком полуденном воздухе, их края медленно шевелились, поворачиваясь к солнцу ребром.

Двухвостка, освобождённая от верёвок и седоков, озиралась по сторонам, фыркая и переминаясь с лапы на лапу, совала нос в каждый куст, но пасть не открывала – что-то её тревожило. Фрисс покосился на бегающих под ногами токатлей, пинками отогнал их в сухие лозы, достал нож и потянулся к ближайшему побегу Чокры.

– Ты ешь, Флона. Это просто травы, – хмыкнул он, срезая огромный лист и подсовывая Двухвостке под нос. – Пока Нецис изучает мертвяков, успеешь пообедать.

Флона одним движением челюстей втянула в себя лист, громко фыркнула, набила пасть пёстрой широколистной травой и зачавкала. Её взгляд был прикован к Чокре и перистым «опахалам» среди корней.

– Иди, поешь, – Речник похлопал её по макушке.

Двухвостка сделала несколько шагов, обкусывая лианы и мохнатые кустики, сунула нос в дыру в корне, из которой недавно торчал лист – и отчаянно взревела. Сотни листьев, свёрнутых в узкие трубки, вдруг развернулись под её лапами и вцепились в них тонкими изогнутыми шипами. С тихим шелестом взлетели над мостовой яркие соцветия, лепестки сомкнулись и надулись, превращаясь в шары. Фрисс успел прикрыть лицо и почувствовал, как ладонь будто кипятком окропило.

– Ашшшт!!! – Квэнгин захлопал крыльями, скалясь и шипя, и схватился за плечо – тонкие жгучие иглы прошли сквозь шерсть и впились в кожу. С громким треском зашевелились, отрываясь от земли, древесные корни, листья вылетели из дупел, разворачиваясь и выпуская шипы. Зубчатые края «опахал» заскрежетали по броне Речника, ища, куда воткнуться. Фрисс выхватил меч, и лист развалился надвое, но тот его кусок, что успел уцепиться за кожу доспеха, ещё трепыхался, всаживая в Речника шип за шипом. Клинок зазвенел, налетев на толстый корень.

– Фррисс! – луч просвистел над панцирем Двухвостки, вспышка опалила хищные

лозы, и они на долю мгновения остановились – но тут же вскинулись и захлестнули волной и Флону, и Фрисса, и взвывшего кота. Двухвостка рвала лианы зубами и лапами, топтала и вертелась на месте, ломая тонкие корешки. Фрисс, сбросив с себя цепкую лозу, наощупь схватил Алсага за шкирку и затащил на панцирь Флоны. Сам он хотел прыгнуть следом, но корень Чокры намотался на руку, и Речник стиснул зубы – жгучая боль разлилась от запястья до локтя, будто предплечье окунулось в кислоту. Двухвостка сомкнула на корне челюсти, чуть не отхватив Фриссу руку. Речник бросил в шипящие заросли молнию и взлетел на панцирь.

– Назад!!! – заорал он, очертив мечом огненный круг по извивающимся лозам. Вокруг кипело пёстрое море. Мостовая обнажилась – все лианы и кустарники поспешно сползались к Двухвостке и наматывались на её лапы, норовя обвить шею и закинуть петлю на шипы панциря. Флона ревела и билась, лозы рвались, и Фрисс рубил их, ломал корни, вырывал шипастые листья, но зелени вокруг не убывало.

– Ашшт! – Квэнгин перехватил лиану, исподтишка заползшую к Фриссу на плечо, разинул пасть, но укусить не успел. Побег молниеносно втянулся в заросли, утаскивая за собой Асту.

– Та-а! – вскрикнули далеко за зелёными волнами, и лианы отхлынули от костяного ножа, на полпальца воткнувшегося в мостовую. Фрисс кубарем скатился с панциря, подхватил нож и вскинул лезвие, не обращая внимания на иглы, впивающиеся в лицо. Рассечённые стебли бессильно повисли, Аста, хлопая крыльями, повисла на руке Речника, он закинул её на плечо и развернулся, плавным взмахом ножа разрубая сеть корней вокруг Двухвостки.

– Мрря!!! – Алсаг затряс головой – невидимое лезвие оцарапало ему ухо. Фрисс ухватился за шип Двухвостки, рывком подтянулся, не выпуская нож. Корни на другой стороне панциря отпрянули, расплетаясь и уползая в кусты, Фрисс чиркнул лезвием по мостовой, вспарывая камень. Флона с утробным рыком затопала лапами и забила хвостами, Речник снова развернулся – и увидел, как на него опускаются, выгибая узловатые сучья, огромные ветки Чокры. Всё дерево, привстав на корнях, тянулось к нему. Что-то шевелилось под вздувшейся корой, выпученные глаза таращились из глубоких дупел, тонкие желтоватые нити тянулись по коре и пульсировали, перетекая от ветки к ветке. Они ползли от трещины к трещине, оплетая всё дерево и выпуская тончайшие волоски – и Фрисс видел, где они переплетаются.

От камней, задетых невидимым лезвием, посыпались искры, разрубленные корни покатились по мостовой, извиваясь и цепляясь за выступы базальта. Флона, вырвавшись из пут, боком врезалась в ствол, и дерево затрещало. Лезвие в руке Речника сверкнуло зеленью, погружаясь по рукоять в кору. От неслышного вопля у Фрисса заложило уши. Словно тяжёлый тюк опустился на макушку, и Речник едва не выронил нож. Ветки, потянувшиеся к нему, замерли на полпути, воздух стал вязким, как олданский студень. Жёлтые щупальца вспыхнули и посыпались вниз, в просветы между корнями. Снова зазвенело в ушах, тягучий воздух снова стал прозрачным. Обрывки лиан ещё трепыхались под лапами Двухвостки, но корни уже замерли, и ветки не шевелились. Из полузаросшего дупла на Фрисса глядели потускневшие круглые глаза, сквозь кору пробивался мех, ещё угадывались очертания морды – большого зверя затянуло в дерево, и он прирос намертво.