Соломенное сердце
Шрифт:
Даня еще раз задумчиво и пристально посмотрел на нее, широко, ободряюще улыбнулся, капельки крови выступили на его губах, и Поля не удержалась, чуть подула на них.
— Ой, — удивленно воскликнул Даня, — щиплет же…
Он порылся в рюкзаке, достал крупные спички, и Поля, удрученная потерей его руки, тут же положила ладони на его узкую спину.
— Хорошо, — сказал Даня, убедившись, что Арра вернулась с водой. — Полюшка, не дрожи, мы просто поболтаем.
С этими словами он чиркнул спичкой, и жухлое растение в центре круга занялось легко и весело.
— Ну приветик, мои негасимые, — строго заговорил Даня, — неистовые, обжигающие. И что вы тут устроили, скажите на милость?
— Наконец-то, — трескуче отозвался огонь, — хоть кто-то из этих тупиц додумался с нами побеседовать.
— Вы уничтожаете леса, — обвинил их Даня, — хоть бы о вьерах подумали! Не боитесь, что боги вернутся, чтобы как следует наподдать за такое? По их заветам духам запрещено причинять вред друг другу! Смотрите, я и священника позвал, чтобы он вам все растолковал. Ленька, подтверди.
Балалайка что-то мелодично и грустно пропела.
— Он что, отчитывает наш пожар? — шепотом спросила Арра.
Поля, уютно устроившаяся за теплой Даниной спиной, тихонько улыбнулась недоверию в ее голосе.
— А что было делать? — заволновалось пламя и стало поменьше, словно пристыдилось. — Нас же заманили и заперли! А эти тупицы нас тушат, вместо того чтобы выпустить!
— Все-все, — успокаивающе проговорил Даня и протянул вперед руки, будто на полном серьезе желая пригладить огонь, как он иногда приглаживал Полины волосы. — Все закончилось, я выпущу вас. Только вы пока потушитесь, что ли.
— Сейчас-сейчас, — заторопилось пламя и притихло, ведя какие-то внутренние переговоры.
Арра бросилась на улицу, надеясь что-то разглядеть в этом густом чаду.
— Уф, — спустя несколько минут снова заговорил анк, — некоторые горячие головы пришлось убеждать. Вы же знаете эту молодежь, никакого терпения… Я им говорю, — пожаловался он неожиданно, речь коснулась наболевшего, — что спалить этот мир недолго. Год-другой, и готово пепелище, но что нам на нем делать? Нет, дело каждого достойного анка — поддерживать очаг или костер, мягко, деликатно, без лишнего размаха. Ну порой бывают срывы, куда без них, кто-то ненароком спалит сарай или дом, а то и как нынче… Но это нехорошо.
— Нехорошо, — согласился Даня. — Так что случилось?
— Мунн его знает, — вздохнуло пламя, — нас позвали… позвал кто-то, кто имеет на это право.
— Кто имеет право призвать огонь? — невольно подался вперед Ленька, зачарованный этой беседой.
— Потомок богов, конечно. Ох и наблудила в свое время Дара, сил никаких нет. Любила она человеческих мужчин, то дождем на них проливалась, то лебедем прилетала… Наподкидывала младенцев к людским порогам, а нам теперь подчиняйся!
— Это Федоровский-то потомок богов? — насупился Даня. — Репутация у него так себе.
— Так Дара была той еще колобродой.
— Но-но, — на всякий случай буркнул Ленька.
— Не горит! — закричала снаружи Арра. — Больше не горит!
—
— Да, беда, — запечалился Даня, — и чем мне перебить кровь потомка богов? Он тут все заляпал, скотина такая.
— Старую кровь перебивает еще более старая. Ну или, наоборот, свежая. Новорожденная, — задумался анк.
— Это как? — растерялся Ленька.
— Никак, — хмуро ответил Даня. — Все люди чьи-то потомки, во всех течет древняя кровь, пусть и без божественных вкраплений.
— Кхм, — напомнила о себе Поля.
— Что? — встрепенулся он. — Хочешь попробовать?
— Кто знает, что я такое, — сказала Поля. — Старое, новое, человек, дух или кукла. Может, хоть анки разберутся.
— Не надо нас поливать чем попало, — испугалось пламя.
— Мы чуть-чуть, — не самым искренним голосом заверил его Даня.
Крови Поля не боялась, а вот заносить руку над огнем — очень даже. Даня мягко и твердо взял ее за запястье, морща брови так несчастно, будто это ему предстояло пораниться. В сочетании со страшными ожогами на губах его переживания о Поле выглядели трогательно.
— Я быстро, — пообещал он, достал из кармана рюкзака острый и тонкий нож, украшенный множеством рун, а потом ткнул его острием в подушечку пальца Поли — аккуратно и быстро, она даже зажмуриться не успела. Он занес ее руку над огнем, полыхнуло жаром, она невольно дернулась, но Даня держал крепко.
Казалось, что алая капля летит вниз очень медленно, вот она коснулась верхних языков пламени, оно зашипело, заискрилось, Поля вскрикнула, но упала вторая капля — и огонь приник к земле, будто прячась. Застонало в лесу, затрещало, а потом из огня взметнулась веточка плюща — но не та чахлость, которая лежала в круге прежде, а сочная, упругая, зеленая. Поля отчетливо ощутила от нее что-то злое, а Даня нажал на ее палец, выдавливая еще крови — прямо на самый крупный разлапистый листочек, и тот вдруг лопнул, брызнув зловонным соком, явно ядовитым.
Даня отпрыгнул в сторону, увлекая за собой Полю, прижал ее к себе, закрывая собой и от сока, и от взбесившихся искр, запахло приторно-удушливой гнилью, перебившей даже силу рун чистого дыхания. У Поли слезы выступили на глазах, и она уткнулась носом в футболку Дани.
— Ну вот и все, — прошептал он, — видишь, было почти не больно.
Ленька выскочил наружу, закрывая рот ладонью.
— Что это было? — прокашляло пламя, совсем теперь крошечное, превратившееся буквально в несколько алых угольков.
— А что это было? — спросил Даня с живым интересом.
— Да всего понемногу… Древняя кровь, древнее нас, даже древнее богов. Что-то животное, хищное. Что-то от духов… аромат поля, скошенной травы, предвкушение урожая. Мы слышали колыбельные, и мы чуть не оглохли от одиночества.
— Но теперь вы свободны? — спросил Даня, укачивая ослабевшую Полю в своих объятиях.
— Но теперь мы свободны, — подтвердило пламя. — Не поминайте лихом.
И угольки окончательно погасли.