Соломенное сердце
Шрифт:
— Посмотрим, — многозначительно ответил Ворон. — Слышь, а если на ровной дороге, то тарантайка как быстро гонит?
— Вылечите мне Даню, покатаю, — пообещала Поля.
— А ты девчонка, которая товары возит, да? А меня на ту сторону перевезешь?
— Могу и здесь тебя пришибить, — предложила Поля, — раз так тянет самоубиться. Тебе взрослые не рассказывали, что люди в пропасть сигают на этом перевале?
— Ну ты же не сигаешь.
— Я особый случай. Загадка природы.
— Может, и я тогось… загадка.
— Поставишь на это свою жизнь?
— Влево подай. Ага. Вон там наше логово.
Поля хмыкнула. Три
— Вас из дома, что ли, выгнали? — уточнила она ехидно.
Из-за деревьев выступило несколько настороженных мужиков, вооруженных чем придется. Один и вовсе топором.
— Потапыч! — Ворон высунулся из окна, явно не собираясь покидать машину. — Я тут тебе задохлика на тарантайке привез.
Плюгавый мужичонка в растянутом трико явно не дотягивал до своего имени ни ростом, ни мощью. Он подошел ближе, ошарашенно оглядывая автомобиль, Поля открыла перед ним дверь с Даниной стороны.
— Вот, — сказала она. — С полчаса уже как.
— Так он… двуногий, — растерялся Потапыч.
— Какой есть.
Что-то бормоча себе под нос, ветеринар склонился над Даней, приподнял ему веко, послушал дыхание, померил пульс, потрогал налет на губах, а потом склонился ниже и даже понюхал. Поля напряженно ждала.
— А вон та крутилка что делает? — спросил сзади Ворон.
Еще двое мужчин ходили кругами вокруг внедорожника, одобрительно переговариваясь. Кажется, примеривались. Когда один из них потянулся к багажнику, Поля негромко предупредила:
— Если у меня хоть что-то пропадет, я расскажу всему Плоскогорью, что в Верхогорье живут презренные воры.
Мужик отпрыгнул от багажника с такой поспешностью, как будто его там ждал клубок ядовитых змей.
— Ты это, — насупился Ворон, — не больно-то борзей. А то болот вокруг много, кто тебя там отыщет.
— Тогда, — пожала она плечами, — все Плоскогорье будет знать, что в Верхогорье живут убийцы, погубившие невинную девушку, единственную, кто привозил сюда лекарства.
— Слышь, языкастая, — начал было возмущаться Ворон, но тут Потапыч выпрямился и коротко сообщил, ни к кому особо не обращаясь:
— Пойду-ка я баньку затоплю.
— А… Даня? — растерялась Поля.
— Проклятия, — процедил Потапыч с отвращением, — с коровами такого не случается… Попробуем отпарить твоего голубя, авось, и очухается.
И он побрел куда-то за шалаши.
Поля посмотрела на Даню, — дышит, — оглянулась на Ворона:
— Откуда баня среди леса?
— Так выкопали.
— И что, поможет?
— Так кто его знает. Вахорку от кашля лечил — так вроде вылечил.
Кашель! Его что лечи, что нет — все одно пройдет. С Даней же было куда непонятнее. Поля погладила его руке. Она почти ничего не знала о проклятиях. Ну, читали они с Егоркой страшные сказки иногда — про юношу, который случайно толкнул старушку, а она возьми и заколдуй его в карлика. Или про красавицу, которую злая мачеха заставила спать, как мертвую. Вдруг у Дани именно такое проклятие? Он не говорил о том, откуда оно взялось и чем ему грозит, а Поля не очень-то переживала из-за этого. Мало ли, какая ерунда могла случиться с человеком. Горыч как-то поведал, что три года прожил хромоножкой из-за того, что подростком спер гуся у соседки. А у Женечки Петровны три месяца от воды крапивница появлялась — а она и ни сном ни духом, кому дорогу перешла. Люди то и дело проклинали друг друга, но вроде как со временем
— И чего ты связалась с таким задохликом? — спросил с заднего сиденья Ворон, про которого Поля совсем позабыла. — Хочешь, моей зазнобой станешь?
Она оглянулась, разглядывая его куда внимательнее. Зеленый еще совсем, оборванистый и лохматый, но глаза живые, сообразительные.
— Ворон, а Ворон, — мягко позвала его Поля, — объясни мне толком, что вы тут делаете?
— Приманиваем новобранцев, — горделиво ответил он, улыбаясь. — Видела табличку? Это я ее повесил. Подумал: только совсем пропащий балбес сунется не пойми куда, нормальный человек мимо пройдет. А нам такие и нужны — пропащие балбесы, которые превыше всего ценят свободу.
— Зачем нужны? Князя бить?
— Ты послушай, что люди сказывают, — Ворон подвинулся ближе, заговорил увлеченно, горячо, — мол князь-то нароком перевал гиблым сделал, сговорился с духами, чтобы нас тут за горло держать!
— Сказывают такое, — согласилась Поля. — Но как по мне, — так нелепица ведь.
— А вот ты сама и спроси.
— У кого? — вытаращила она глаза. — У князя?
— У духов, дурында. Когда перевал будешь проезжать. Все равно ведь мотаешься туда-сюда.
— Воробушек ты психованный, — Поля покачала головой, не веря своим ушам. — Духов Гиблого перевала лучше не видеть и не слышать, и уж точно — не заводить с ними разговоры. Они же тянут в пропасть, как на веревке. Я видела, как люди теряют разум и сигают вниз без раздумий. Понятия не имею, что за дурацкими фантазиями вы тут друг друга пичкаете, но я же нормальная. Мне моя жизнь нравится.
— Нет, не годишься ты мне в зазнобы, — разочаровался Ворон, — больно ты скучная, а у меня душа широкая, простора ей надобно.
Баню ждали долго — больше часа, не меньше. Наконец, Потапыч вернулся с каким-то здоровенным дружком, тот легко, как пушинку, закинул Даню себе на плечо и понес в сторону землянки с бревенчатой крышей. Из трубы валил дым. Поля было сунулась следом, но ее шуганули — куда девке с мужиками в баню, совсем нынешняя молодежь очумела.
Она осталась на полянке, тревожно вышагивая туда-сюда. Ее не трогали: все вокруг будто занялись неведомыми делами, и только Ворон бдительно стоял рядом, обнимая свое ружье.
Наконец, Даню выволокли наружу: распаренного, завернутого в чистую тряпицу, розового и совершенно определенно живого.
— Полюшка, — осоловело обрадовался он, когда его усадили на грубо сколоченную скамейку под березкой.
— Чайку теперь, — постановил Потапыч и направился к навесу, где было организовано что-то вроде полевой кухни.
— Ты как? — она села рядом, руки вдруг оказались лишними, и Поля не нашла им другого применения, кроме как гладить Даню по мокрым волосам, по горячим щекам, по узким плечам.
— Самый впечатляющий поцелуй в моей жизни, — он засмеялся, жизнерадостный, лукавый.
Да.
Был же поцелуй. Коротенькое прикосновение губ к губам — Поля даже ощутить толком ничего не успела.
— Никогда в жизни больше не буду ни с кем целоваться, — объявила Поля решительно, — хлопотное это дело.
Даня опять засмеялся.
— Нам просто не надо целоваться друг с другом, — заметил он, — а с другими — на здоровье, целуйся сколько хочешь.
— Но я не хочу, — честно призналась Поля. — Что в этом увлекательного?