Соломенное сердце

Алатова Тата

Федоровский, зажатый между тем и этим, вел себя тихо, лишь иногда что-то бормотал под нос, сумасшедший со связанными руками. Не самый надежный помощник в серьезном деле, которое задумала Поля.

Даня рассказывал об одном горте, которого две сестры несколько раз воровали друг у друга, о том, как слуга трех господ, многоликий великий, едва не превратил его в призрака, о том, как сватались к Поле все сыновья старейшины Заградыни разом, смеялся и был таким красивым, что тонкие шрамы, разбегавшиеся от его губ, нисколько его не портили. И при этом — Поля явно видела

это — он оставался сосредоточенным и серьезным, готовым, наверное, ко всему.

Последние недели их обоих потрепали, Даню больше, а Полю так, за компанию, но и очень сблизили тоже. Решив подкинуть его однажды до Костяного ущелья, могла ли Поля даже предположить, что они заберутся так далеко. И вот теперь она готова поставить на кон все, чтобы найти саму себя, хоть и понятия не имела, существует ли на самом деле.

Если выдрать из нее волчью силу, безмятежность тьерры и защиту первой жрицы, то что останется после? И останется ли хоть что-нибудь?

Пока Даня болел, Поля много читала. В монастыре бога Лорна книжки водились исключительно теологические и посвящены были в основном убеждениям самого Лорна. Про захватывающую непредсказуемость бытия и чудеса, которые всегда приходят с переменами и никогда без них. И сейчас у нее захватывало дух: неужели и с ней случится настоящее чудо?

«Глупая девочка, — скрипел в голове голос мертвой старухи, — неужели ты думаешь, что без моей защиты тебе станет лучше? Человеческие сердца беспокойны, в них живут тревоги и печали, глупость, зависть и страх. Какой дурочкой надо быть, чтобы променять свое спокойствие на все это?»

Чтобы не отвечать, Поля принялась напевать колыбельные, так тихо, что они растворялись в шуме мотора. Но Даня услышал, Даня крепко сжал кулаки, словно готовился к драке, — а потом начал травить новую байку.

***

— Где начинаются границы монастыря? — спросила Поля, когда они объехали по объездной Лунноярск и снова вплотную приблизились к северным районам. Ночь была звездная, хорошая, ясная.

Федоровский и охотник спали, Даня глазел в окно, батюшка Леонид тихонько тренькал на своей губной гармошке.

— Так вон сразу за той елкой, — пояснил он, отвлекшись от своего музыкального занятия.

— Прекрасно. Будите Федоровского.

— Может, ну его? — насупился батюшка. — Противный ведь человечек, да к тому же, кажется, совершенно чокнутый.

— Противный не противный, а потомок Дары. Духи ему подчиняются, помнишь, как было в Сытоглотке?

— Поль, — вмешался Даня. — Я ведь тоже договаривающийся с духами.

— Ты договариваешься, а он им — приказывает.

— И что дальше?

— Дальше? — Поля припарковалась за елками на довольно просторной каменистой площадке, где едва пробивалась самая упрямая трава. — Дальше мы разведем костер.

— Подожди нас немного, — попросил Даня батюшку Леонида и первым вышел из машины. Поля последовала за ним.

Надрывались сверчки. Ветра почти не было, и высокие деревья казались неподвижными стражами. Яркие фары освещали узкую дорогу

но монастырь оставался

слишком далеко и прятался в темноте.

Поля поежилась от прохлады и привычно нырнула в Данины объятия, греться. — Ты понимаешь, что делаешь? — спросил он. — Уверена?

— Я хочу попробовать. Однажды мне уже повезло во владениях Лорна, и я смогла избавить тебя от шайнов.

— Удача капризная, знаешь.

— Будешь меня отговаривать?

Даня чуть отстранился, заглядывая ей в лицо. Неохотно мотнул головой:

— Не буду. И знаешь, почему? Потому что ты меня поцеловала в ту ночь после ритуала.

— Что? — она вспомнила, как умирающий Даня просил поцелуй, а она испугалась, что он не хочет больше жить. Но прозвучало его слабое «пожалуйста», и Поля откликнулась на эту просьбу, хоть происходящее и отдавало безумием. Поверила вере его, и теперь Даня собирался поступить так же?

— Тогда, — Даня снова прижал ее к себе, теплый, так по-родному пахнущий, — я подумал, что если ты меня все-таки поцелуешь, то я пойду с тобой до самого конца света. Кажется, сегодня именно он.

— Кажется, — откликнулась она, купаясь в его спокойствии. Начни Даня сейчас метаться в сомнениях, все было бы куда труднее. Разве мало ей бабкиного ворчания в голове? — Который по счету конец света у нас на этой неделе?

Он тихонько засмеялся, растрепал ей волосы, чмокнул в макушку — беззаботный, расслабленный.

— Ты, главное, ничего не бойся.

— Ага.

***

Правда была в том, что Поля всегда боялась огня. Ее соломенное сердце содрогалось при виде языков пламени. И глядя на то, как сонно-недовольный Федоровский льет в костер свою кровь, готовясь призвать анков, она изо всех сил удерживала в себе панику. Волчица поскуливала внутри, первая жрица ругалась уже в голос, и в этой какофонии батюшка Ленька еще и дудел на своей надоевшей до муннов губной гармошке.

— Мне нужны самые старые анки, самые сильные, — тем не менее командовала она, очень медленно, сантиметр за сантиметром приближаясь ко все разгорающемуся костру.

— Это еще зачем, — Даня стоял за ее спиной, его ладони лежали на ее локтях. — Тебе нужны самые ленивые.

— Эх, дети мои, — вздохнул батюшка Леонид, — сильные и старые и есть самые ленивые.

— Федоровский любых может, Федоровского все слушаются, Федоровский великий охотник, — бормотал меж тем их пленник.

— Ладно, — сказала Поля, когда начала разбирать в костре тени духов, — дальше я сама. Кыш все отсюда.

Руки Дани на ее локтях сжались сильнее, а потом он подхватил за шкирку вялого Федоровского и отступил назад.

— Я духовное лицо, — попытался было сопротивляться батюшка Леонид, — мне надо все увидеть и все запомнить.

— Я потом расскажу, — пообещала ему Поля, вовсе не уверенная, что это «потом» вообще наступит. Она встала на колени, вглядываясь в огонь. Не бояться. На земле монастыря удача и поражение могут настигнуть тебя безо всякого предупреждения, сказала настоятельница Ольга. В какую сторону качнется этот маятник сейчас?