Соломенное сердце
Шрифт:
— Мы всего лишь хотели дать Верхогорью возможность подготовиться.
— К чему, Поленька? — насмешливо спросил Постельный. — Что вы там себе вообразили? — и он зевнул.
Поля не дрогнула, и тут Даня понял: это была ее территория. Она хорошо знала Постельного и хорошо знала князя, они не вызывали в ней ни страха, ни волнения. Она разговаривала с ними на равных.
Впрочем, никто и ничто не вызывали в ней страха и волнения, да только…
И до него дошло: Поля перекинулась волчицей, когда Федоровский наставил на Даню обрез. Из-за него, ради
От этой мысли перехватило дыхание.
Не умея по-настоящему чувствовать, эта девочка вывернулась буквально наизнанку, чтобы защитить Даню. А он, идиот, страдал из-за того, что она недостаточно страстно ему отдается! Любовь, казалось, издевалась над Даней, каждый день меняясь и перечеркивая все, к чему он пришел накануне.
— Александр Михайлович, не валяйте дурака, — сказала меж тем Поля совершенно равнодушно. — Вы ведь прекрасно понимаете, что силы слишком неравны, чтобы речь шла о справедливых условиях.
— К счастью, это не нам решать, — снисходительно улыбнулся он, по-прежнему не открывая глаз. Расслабленный, вальяжный.
Поля промолчала, уставившись в окно.
Они медленно въезжали в Первогорск, в сияющую бездну огней.
Внутренне поежившись, Даня позавидовал Поле — ему бы в этот вечер соломенное сердце тоже не помешало.
Князь принимал делегацию торжественно, хоть и явно наспех. В большом зале для переговоров не успели поставить цветы, а на завитушках портретных рам едва заметно серебрилась пыль.
— Арсений Вахрамович, Зиновий Николаевич, — он вышел из-за стола, чтобы первым приветствовать старейшин, как и предписывали загорские традиции.
Старики разулыбались: им было приятно, что он помнил их по именам.
— Андрей Алексеевич!
Последовали объятия и рукопожатия, а потом старейшины принялись представлять батюшку Леонида и Акобу.
— Внук? — удивился князь добродушно. — Должно быть, за прошедшие годы Загорье сильно изменилось.
При этом он так ловко делал вид, что не переписывался с Акобой, пытаясь впихнуть Даню в наместники, что любо-дорого было смотреть.
Горцы никогда не спешили с важными разговорами, и князь не спешил тоже. После заверений о радости от встречи и от того, что перевал снова открыт, гостям предложили отдохнуть в их комнатах перед ужином, но когда Даня с Полей попытались улизнуть тоже, им преградил дорогу Постельный. Смирившись с неизбежным, Даня неохотно вернулся к длинному столу и плюхнулся на стул. Одна из неприметных дверей открылась, и в зал вошла неулыбчивая юная девушка в строгом костюме. Расширенными от страха глазами она впилась в лицо Дани, а потом опустила голову. Поля осталась стоять, прислонившись плечом к стене. На ее щеках все еще полыхал нездоровый румянец, должно быть, температура так и не спала, зато прилив энергии пошел на убыль — веки то и дело опускались, как будто Полю клонило в сон.
— Объяснись, — велел князь, нависая над Даней, — что ты натворил?
— А что я натворил? — он встал, налил воды из графина и отнес его
— Почему вот уже несколько лет недель из меня будто воздух выпустили, а княгиня и вовсе лежит в лихорадке? Знаешь, что говорят врачи? Я даже не могу повторить это вслух, а тем более поверить.
У Дани отвисла челюсть. До сих пор он вообще не думал, что на них этот жуткий ритуал тоже отразится, — настолько отучился, даже мысленно, называть князя и княгиню отцом с матерью. Но ведь это логично: плохо и ребенку, и родителям. А княжна Катя? А Егорка?
— Княгиня очень больна? — растерянно и тихо спросил он, и тут князь взорвался.
— Ты действительно осмелился это сделать! — зарычал он, хватая Даню за футболку на груди. — Осмелился! Неужели так сильно ненавидишь?
— Тише, — сказал Даня, немедленно переходя в режим спокойной благожелательности, — тише, Андрей Алексеевич. Не надо нервировать мне жену, у нее и так выдался нелегкий день.
И он высвободил свою футболку, оглянулся на Полю, подмигнул ей — все хорошо, не о чем переживать. Однако Поля на него не смотрела — ее яростный взгляд был устремлен на тонкую девичью фигурку с опущенной головой.
— Жену?
— Мы с Полей сплелись венками.
Отчего-то это известие утихомирило князя. Он шумно выдохнул, выпил воды прямо из графина и сел на стол, как школьник на перемене.
— Ты разорвал семейные узы, чтобы снова вернуться в семью? — спросил устало. — Мальчишка, что в твоей голове?
— В семью? — не понял Даня, а потом понял. Он же теперь приемный зять! Вот так номер!
Пока Даня осознавал это откровение, князю явилось другое:
— Ты провел ритуал, чтобы жениться на Поле и заткнуть длинные языки? Все-таки хоть ты и Стужев теперь, но все же родился Лесовским, а Поля носит именно эту фамилию.
— Сложно-то как, — поразился Даня.
Князь, совсем успокоившись, усмехнулся:
— Ритуал разрыва кровной связи — официальный. Он был придуман еще в средние века для тех случаев, когда кого-то изгоняли из семьи или кто-то уходил из нее сам. Обычно такой ритуал проводили знатные фамилии, радеющие о своей репутации или наследстве, и наши законы трактуют его вполне однозначно: тот, кто его прошел, становится сам по себе, у него больше нет родни. Но, Даня, этот ритуал никак не влияет на эмоциональную связь. Если ты ненавидел нас прежде, то не перестанешь после. Напрасная надежда.
— Да ни на что я не надеялся, — пробормотал он, отворачиваясь.
— Так и собираешься покрывать ее? — вдруг спросила Поля, и от ее хриплого голоса княжна Катя вздрогнула. — Но ведь это неправильно, во всех книжках написано, что человек должен отвечать за свои поступки.
— Не знаю, — ответил Даня, — мы вроде как не для этого приехали. Андрей Алексеевич, так все же — как Мария Викторовна?
— Не очень, — поморщился князь, — но врачи заверяют, что со временем станет лучше. Неужели тебе даже княгиню не было жалко?