Солона ты, земля!
Шрифт:
Данилов молчал.
— Вы слышите меня?
— Слышу. Я не буду его ловить.
— Как не будете?
— Не могу.
— Вы что, с ним заодно?
Данилов молчал.
— Вы знали о готовящемся побеге?
— Нет, не знал. Но можно было догадаться. Я. не догадался…
— Мы вас снимем с работы.
— Пожалуйста.
— Пока сдайте дела вашему заместителю!
— Хорошо.
В трубке чуть слышно сказали:
— Чего уж хорошего…
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Советскую
Крестьянина учили ведению хозяйства по-новому, по-революционному, по-советскому. Ему предписывалось поначалу расширять залог, перелог — разъяснялось, что поле, как и человека, нельзя неразумно эксплуатировать, и тому и другому время от времени следует отдыхать… Потом кому-то в губкоме партии пришла мысль (кто-то где-то чего-то вычитал): оказывается, эта заложно-переложная система — примитив и варварство. Оказывается, работать по-новому — это значит, надо переходить к научно-организованному, прогрессивному трехполью… Немного погодя, новое указание: оказывается, нужна не просто трехполка, а непременно с травопольным севооборотом…
Бедный крестьянин, испокон веку пахавший и сеявший, не знал теперь, как ему поступать — по-прежнему пахать и сеять или сидеть и читать бумажки. А тут новое указание: разводить в хозяйстве непременно только… племенной скот (можно подумать, что до советской власти крестьянин не хотел иметь племенной скот, а заводил непременно низкопродуктивный). Потом: чтоб быть в курсе всех этих требований времени и начальства, каждому непременно следует выписать крестьянскую газету «Беднота»… Это тоже вменялось в обязанность.
Крестьянин, таким образом, не был уже хозяином на своем дворе — каждый шаг его предписывался ему властями.
Этого-то Плотников и не мог принять в новой, советской власти. В Барнаульской следственной тюрьме у Плотникова появилось много свободного времени — давно не сидел в тюрьме, отвык от такой благодати — думал и днем и ночью и о крестьянине российском, и о власти советской новой, и о своем месте во всех сегодняшних событиях…
Когда привели в камеру, представился сидевшим там троим:
— Комиссар Первого алейского полка Филипп Плотников!
Сидевший в углу на лежанке дядя с широкой, лопатообразной бородой поднялся навстречу, заулыбался. Тоже
— Командир полка Первой советской партизанской кавалерийской дивизии Громов!
Плотников несколько удивленно рассматривал бородача. Тот, насладившись эффектом, добавил:
— Громов-Амосов…
— А-а… — заулыбался Плотников, пожимая руку своему сокамернику. — А то у нас, в мамонтовсксй армии свой Громов есть.
— В бывшей…
— То есть?
— Армии-то уже нет.
— Армии нет. Это точно, — согласился Плотников. — Может, вы мне объясните: что происходит? Воевали, воевали — новую власть завоевывали. И вот — завоевали: весь командный состав партизанский сидит теперь в тюрьме. Кто-нибудь что-нибудь понимает? Я так, например, ничего понять не могу.
Громов-Амосов вдруг поскучнел лицом, отвернулся и нехотя пошел на свою лежанку. Оттуда уже сказал:
— Я думал: вы что-нибудь знаете — только что с воли…
— По-моему, и на воле никто ничего не знает и ничего понять не может, — ответил Плотников. — Все сидят! Всех посадили!
— Да нет. Не всех, — проговорил Громов-Амосов. Помолчал. — Командир нашей дивизии товарищ Анатолий не сидит. Он в чека работает — нашего брата сажает. Почему? С чего ради?
— Что-то не слышал про такую дивизию. Как, говорите, называется — Первая советская? В каких боях она участвовала и что это за дивизия?
— Это такая дивизия, которая вроде бы была и вроде бы ее не было фактически-то. Не было. Ни в каких боях она не участвовала. Она вообще три дня существовала…
— Как то есть три?
— С шестого по восьмое декабря ее формировали — ну, то есть писали всякие бумаги про нее. А десятого вы Барнаул взяли, бои закончились. А одиннадцатого товарищ Анатолий бросил дивизию, уехал в Барнаул представляться походному ревкому — торопился опередить всех и доказать, что он, посланец барнаульского подпольного комитета большевиков, освободил весь Причернский край и установил здесь советскую власть… Доложил раньше всех. Тут его и оставили. А потом арестовали нас — весь штаб дивизии, обоих командиров полков и полковые штабы. У нас в дивизии всего-навсего два полка было сформировано. Их следовало бы бригадой назвать. Но дивизия — солиднее… За что арестовали — до сих пор не говорят. Обвинение не предъявляют. Сидим.
Плотников задумчиво протянул:
— Мда-а… Вот и сидим… Завоевали власть — вот и сидим…
— Власть тут ни при чем.
— Удивительно. Можно подумать, что кто-то без ведома властей взял и арестовал почти все руководство партизанского движения в Западной Сибири.
— Это чье-то злоупотребление властью. Кто-то из высоко сидящих превысил свои права.
— Ну, тогда сидите и терпеливо ждите, когда этот «кто-то» одумается и выпустит вас.
Двое других сокамерников с интересом следили за разговором. Плотников вдруг спросил: