Солона ты, земля!
Шрифт:
Когда распрягали коней, с улицы послышались голоса.
Сергей подумал: «Хорошо, что не одна идет».
Потом все сидели на сельсоветском крыльце, и Николай Шмырев с крестьянской обстоятельностью расспрашивал о молодежной бригаде: как это председатели колхозов согласились выделить в общую бригаду свою молодежь? Кто приходует заготовленное бригадой сено? На чьих лугах они косят? Кто начисляет им трудодни? Как отпустили в эту бригаду своих ребят маслозавод, мельница, МТС?..
Сергей сидел в сторонке на завалинке и не смел поднять глаз на Катю, даже когда она вставляла свои замечания и пояснения, только слушал ее голос. И чем дальше, тем больше она завладевала разговором,
— Вот теперь нам все ясно, — сказал молчавший все время Костя. — А то мы Сергея допрашивали, на дыбу хотели поднимать, он все равно ни бельмеса не знает: что, как и откуда…
И тут взгляды Сергея и Кати впервые встретились. Хоть и сумеречно было во дворе, но он все-таки заметил в ее глазах теплую искорку участия и легкое смущение. Оттаяло в груди у него. Она сказала:
— Завтра все поедем в бригаду. Поживете, посмотрите, может, нам что подскажете…
12
Солнца ещё не было, но его приближение чувствовалось — половина неба лучилась. За огородами в прибрежных кустах восторженно, взахлеб надрывались птахи.
Катя любила встречать солнце, любила видеть, как зарождается новый день, поэтому иногда просила мать будить ее на заре. Прислонясь к резной стойке крыльца, она задумчиво смотрела на неуспевший еще выцвести сатиновый полог летнего неба, на умытую зелень палисадника, на мережные строчки жнивья за околицей. Утренняя свежесть, крадучись, пробиралась под накинутое на плечи пальто.
Пастух Давыдка, щелкая длинным бичом, выгонял с колхозного двора молодняк. Гладкие, нагулявшие жирок годовики взбрыкивали, толкали друг друга куцыми лбами, резвились на широкой пустынной улице. Что-то было в них по-ребячьи задиристое и беззаботное — то, что еще недавно переполняло и саму Катю и что теперь, казалось, навсегда покинуло ее. Изо дня в день терзает себя за свою вспыльчивость, за вздорный, необузданный характер. Почему, чего ради чуть ли ни с самой первой минуты знакомства — на кургане — нагрубила она Сергею? Что плохого усмотрела она в том что он попросил ее, местную жительницу, показать ему курган и гробницу? Ответила: посмотрите сами? Глупо. Очень глупо. Или когда ребята приглашали Сергея поехать с ними в бригаду, пожить там несколько дней, посмотреть, как идут репетиции? Она не нашла ничего более умного, как сказать: «Если не хочет, пусть не едет — начальству виднее…»
А вчера увидела его с ребятами из Михайловки — подкосились ноги. Закружилось, завертелось все в голове. Хорошо успела за перила крыльца ухватиться. Наверное, вот так девицы, в романах которые описаны, и падают в обморок. Не верила, всегда называла их, таких, дурами. Вот и сама дожила до этого. Оказывается, запросто можно упасть в девичий обморок…
Из денника прошла мать с ведром, долго гремела в сенях кринками. Ноздри защекотал приторный запах парного молока. Утренняя сырость все настойчивее и бесцеремоннее обнимала Катю.
Ты чего это выставилась на крыльце раздетая, — недовольно сказала мать. В избе чужие люди, сейчас вставать будут.
«В самом деле. Выйдет, а я тут…»
А через час, провожая Сергея до сельсовета, где у него лежало седло, Катя говорила:
Мы тут затеяли одно дело — хотим отвоевать церковь под клуб. Как лучше это сделать?
Сергей, не поднимая головы, ответил:
Надо согласие верующих. И потом — решение сельского Совета.
Вы сколько думаете пробыть в Николаевке?
Дня четыре.
Почувствовал, как встрепенулась Катя.
На обратном пути заезжайте. У нас
— Ладно.
— Только обязательно, — в голосе послышались просящие нотки.
Сергей глянул на нее.
— Хорошо. Обязательно заеду. И обязательно отвоюем церковь…
Потом он седлал рыжего. А она стояла и смотрела. Потом так же молча прошли они, ведя коня в поводу, до моста. Здесь он сел в седло, чуть улыбнулся Кате, и жеребчик дробно ударил копытами по настилу моста, размашисто зарысил по мягкой проселочной дороге. Катя стояла на мосту и смотрела ему вслед, как смотрела, может, в далеком девятнадцатом году ее мать, провожая ее отца в партизанский отряд молодого тогда Данилова.
13
С детства любил Сергей ездить верхом. Еще мальцом мечтал служить в кавалерии, читал книги об уходе за конем, по джигитовке, с мальчишеской пылкостью любил Буденного, наизусть знал все боевые походы Первой конной. И сейчас, будучи секретарем райкома, выпросил у Данилова седло и с удовольствием разъезжал на единственном райкомовском жеребчике.
Рыбьей чешуей сверкало на дороге множество крохотных лужиц, смачно чавкала под копытами загустевшая за ночь грязь. Жеребчик, игриво помахивая головой, шел проворно. Не менее благодушно был настроен и его хозяин. Еще вчера он ехал в Петуховку с затаенным чувством тревоги, а сегодня было радостно на сердце. Он вспоминал, как вчера после разговора на сельсоветском крыльце Катя, непривычно смущенная, пригласила их к себе ночевать, как была беспомощной в первые минуты дома.
Поначалу Сергея беспокоило угрюмое молчание Катиного отца. Тот сидел на голбце — возвышении сбоку печи, курил самокрутку и изредка, будто мимоходом, посматривал на гостей. Сергей заметил, что Катя была похожа на мать: такая же белокурая, с белыми ровными зубами, только глаза, большие, темные, задумчивые, были отцовские.
Разговорились только за ужином. Оказалось, что хозяин хорошо знал отца Сергея.
— Лихой был партизан! — вспоминал Тимофей Назарович. — Вместе мы с ним воевали в седьмом партизанском полку у Коляды. Был такой полк «Красных орлов». Колхоз наш сейчас в честь его прозывается. Много нас тогда из села было в этом полку, поэтому и назвали после колхоз этим именем. Многие уже теперь поумирали — давно ведь было дело. А кто и разъехался — в руководстве теперь многие, кто учился-то после гражданской. Вот. А отец твой погиб в Солоновке. Жаркий там бой был. Командира нашего ранили, Коляду, обе ноги перебило пулеметом. А батька твой возле него был, так и погиб вместе, не бросил командира. Железный был человек. Обличием ты на него смахиваешь, только он был суровый на вид, исподлобья больше смотрел. И в бою был такой же суровый. А как человек — душевный.
В эти мунуты Сергею казалось, что его отец — герой, о каких он много читал в книгах. Думал: неужели когда-нибудь в книжке рядом с Колядой напишут и о его отце, как пишут о сподвижниках Чапаева, Щорса? Лестно было еще и то, что все эти боевые дела знает именно Катин отец и что рассказал он о них в присутствии Кати…
Сергей не торопил жеребчика. Большую часть пути ехал шагом — так лучше думалось.
Миновав последний колок, рассыпанный у самой поскотины, Сергей въехал в Николаевку. Он боялся, что не застанет никого в колхозной конторе. И, действительно, опоздай он еще на несколько минут, пришлось бы долго ждать местных властей, потому что, как правило, обедают и деревне по два-три часа. Но Сергею повезло. В правлении он встретил собиравшегося уходить домой председателя колхоза Пестрецова, грузнеющего сорокалетнего мужчину.