Соловей мой, соловей
Шрифт:
Знаю, что мы сто раз слышали об опасностях и ужасах в летуме, но оба наших отца там побывали и вернулись, никто не пропал, все живы. Я тоже хочу прикл., о которых можно потом рассказывать, преувелич. опасность и мой необыкн. героизм. Зачем же быть летум-ке, если тебе никогда не дают быть летум-ке, правда?
Не волн. за меня, я все хорошо продумала. И сэр Б. сказал, что если все получится, он снабдит меня всем необх.
– флягами с водой, запасом еды и даже оружием на всяк.случай - трость, из которой выдвиг. клинок. Я им не умею, но буду все же так себя чувств. увереннее.
Убегаю, целую тебя, вернусь с победой, Aut cum scuto, aut in scuto,
P.S. если В. позвонит, а меня еще не будет, пусть Ленмиха скажет, что я за столом ужасно занята, или что за пианино, в общ. пусть соврёт что-нибудь, ей не впервой.
P.P.S. надеюсь, тебе получше, ты моя бедная страдалица и соня.
Целую, до скор.встречи, В.
Маша почувствовала, как сердце каменеет, холодеет, становится таким тяжелым, что в груди не удержать, и оно валится, валится ниже, в живот, и всё остальное внутри за собой тянет. Её рука задрожала, она уронила Верино письмо, согнулась пополам, гадая, вырвет её сейчас от ужаса или не вырвет.
Ничего, подышала, отпустило.
Под конвертом был Верин блокнот - Маша раскрыла его на закладке.
Там была нарисована схема - лежащий человечек, ориентированный по сторонам света, с головой на восток и ногами на запад, от него расходились четыре луча, на концах которых стояли какие-то вазы.
"Имсет с печ.
– юг, Хапи с легкими - север, Дуамутеф с желуд.
– восток, Кебехсенуф с кишечн.
– запад" - было написано под рисунком Вериной рукой. Ниже был еще один, где девочка с губами бантиком и длинными распущенными волосами входила в воронку, весело помахивая рукой. И еще один, где девочка держалась за руку человечка в египетском платье на вершине пирамиды, он благосклонно обводил рукой горизонт, а снизу на них смотрели два толстых верблюда.
Маша закрыла блокнот и пару секунд смотрела в никуда.
Потом вышла из комнаты и отдала письмо и кошку Дженет - она курила в гостиной, не зажигая света, и смотрела в окно на луну.
– Пусть Багира у вас побудет, а письмо срочно покажите Андрею. Я сейчас быстро переоденусь и приду.
Дженет посмотрела на неё внимательно, погладила вытянувшуюся на её груди, бьющую хвостом Багиру.
– Что-то еще случилось?
– Да, - сказала Маша.
– Андрей вам объяснит. Прошу вас, поспешите.
Дженет ушла. Маша прошла в родительскую спальню, распахнула шифоньер, нашла внизу нужную коробку. У папы был охотничий костюм, который он носил еще юношей, до того, как женился на маме, получил хорошую должность, стал очень счастлив и спокоен и набрал почти пуд весу, не помещавшегося в коричневые суконные штаны, узкую рубаху и куртку из плотного твида с огромным количеством карманов.
Маша этот костюм уже надевала, и Ленмиха с мамой его по ней подгоняли - в последнем классе гимназии они ставили "Бедность не порок" Островского, и Маша была Любимом Торцовым, промотавшимся купеческим братом, дураком и задирой, а ведь так хотелось играть Любовь Гордеевну или на худой конец, романтичного любовника Митю. И сапоги ей тогда к роли тоже пошили - папа сказал, чтобы не экономили, а шили хорошие, чтобы можно было потом в лес в них ходить, стрелять.
Маша оделась, обулась, потопала по ковру - хорошо, удобно, крепко.
Прошла в папин кабинет, взяла большую кожаную сумку, вытряхнула из
Она двигалась быстро, решительно, будто заранее всё продумывала именно для такой ситуации. Когда в незапертую дверь вбежал Андрей, Маша была уже полностью готова - на ней было ее красивое, теплое красное пальто, под которым не разобрать было, что на ней надето. Сумка оттягивала плечо, но Маша держалась с ней легко, будто там и не было почти шести килограмм оружия с аммуницией, а также воды и утащенного из кладовки хлеба и окорока в вощеной бумаге.
– Мне нужно быстро-быстро поехать в музей, - сказала она.
– Вера в большой опасности. Ты видел письмо? Сэр Бенедикт собирается скормить её мумии. Он умный и подлый... Отпустишь меня или со мной поедешь?
– У тебя, Маша, ум есть?
– спросил Андрей, застегивая пальто и тоже внезапно переходя на "ты".
– Подожди, сейчас шашкой опояшусь и Дженет предупрежу.
Дженет сказала, что у них обоих ума совсем нет, если они думают, что она с ними не поедет, а тут ждать останется. Через несколько минут они были уже у подъезда, вышли на улицу, Андрей громко, по-молодецки, свистнул, подзывая извозчика. С громким мяуканьем вслед за ними из двора выскочила Багира, требовательно посмотрела на Машу желтыми глазами, села у ног. Через дорогу остановился извозчик.
– Я дверь не закрыла, кажется, - виновато сказала Дженет, - вот она за нами и прибежала. Здесь её можно оставить?
– Мы её не пускаем на улицу, - с отчаянием сказала Маша.
– Она не приучена, ей опасно. И нет времени сейчас ничего решать, совсем нет времени, нужно бежать...
Она всхлипнула - весь мир рассыпался на части вокруг неё.
– Быстрее!
– крикнул Андрей, уже забравшийся в пролетку.
Дженет подхватила Багиру, прижала к груди.
– Возьмем с собой, - сказала она.
– Глаз с неё не спущу, раз это моя вина, что она здесь. Не плачьте, Мария, пойдемте быстрее.
Багира вытянулась на руке Дженет, как черная гладкая муфта.
– Маша, ты же понимаешь, что мы можем лишь надеяться, что Вера еще не вошла в воронку?
– тихо сказал Андрей.
– Потому что если она уже там, то сделать мы ничего не сможем. Только молиться за неё.
– Почему?
– спросила Маша, пальцами поглаживая в кармане рукоять ножа.
– Я знаю, что ты можешь сделать, о чём ты наверняка думаешь...
– сказал Андрей.
– Я бы вас попросила перейти на английский, - со вздохом сказала Дженет.
– Вас же это не очень затруднит, а я буду себя чувствовать совсем иначе. А то мы с Багирой вдвоем сидим с одинаковым уровнем понимания, силимся и никак.