Соловей мой, соловей
Шрифт:
Все бросились на кухню. Папа стоял, опершись на стол, и дышал тяжело, со всхлипами, а на полу дымилась лужа масла, валялась перевернутая сковорода. Папины брюки сзади тоже дымились - Маша поняла, что случилось, и застонала. Схватила со стола нож, начала разрезать брюки - масло опрокинулось на икры, выше не попало. Резала и плакала, а папа ругался так, как не каждый извозчик умеет - страстно, витиевато и по сути.
Он затушил все стены, накрыл масло мокрым тяжелым мешком, всё потухло, он повернулся выходить из кухни и задел задом ручку сковородки. Непечатная сковородка непечатно
– Пойдем, пойдем, папенька, иди, иди со мной, мой хороший, вот обопрись, - говорила Маша и тащила папу в гостиную, чтобы уложить на живот на ковер, сбегать за льдом, промыть ожоги ледяной водой, обсушить, что дальше в учебнике было, она не помнила. Бинтовать или не бинтовать?
Всё было как во сне - дым, вонь, замерший взгляд Ленмихи, папины громкие ругательства, мамины слезы, Дженет со своей коричневой склянкой лауданума, отмеривающая капли в стакан воды.
Андрей и с Ленмихой разговаривал, и с папой, и в коридоре проверял, точно ли обои потухли, и Дженет отвечал - да, десять капель достаточно, и маму за руку держать умудрялся.
А Маше только кивнул коротко - мол, молодец, все делаешь, как надо. Она в ответ прикрыла глаза - да.
В подъезде опять загрохотали шаги и голоса - прибыла карета скорой помощи.
– У нас теперь двое пострадавших, - сказала мама.
– А у нас четыре пары носилок, - гордо сказал санитар.
– И карета новейшая, на шасси "рено", пароконка.
– Да хоть на телеге с непечатным ослом, - прорычал папа.
– Только уж давайте быстрее.
– Не помогли капли?
– Дженет присела рядом с папой. Тот рассмеялся, приподнялся на локтях, послал ей воздушный поцелуй.
– Помогают, помогают, мисс Шервуд, уже куда как лучше. Отличные капли, прекрасные, изумительные...
– Поедем сначала на центральную станцию, - сказал санитар.
– Там бригада посмотрит, решат, в какую больницу везти ваших пострадавших.
– Андрей, мисс Шервуд, вы присмотрите за Машей?
– попросила мама.
– И Вера должна вернуться часа через три.
– Присмотрим, - ответила Дженет.
– Сейчас пойдем к нам, здесь все проветрим, позже спустимся и уберем, да, Мария? Езжайте к докторам, миссис Терехова, ни о чем не беспокойтесь.
Сначала на носилках унесли Ленмиху - в нее удалось влить немного лауданума, но он, наверное, не подействовал, потому что кричать она начала ужасно, монотонное, рвущее душу "А-а-а!" с короткими промежутками. Когда она затихала, тишина казалась особенно мягкой, блаженной, и как раз когда начинало казаться, что страшный звук больше не повторится, она начинала снова. Когда ее вынесли, двери лифта закрылись, все перевели дыхание.
– Я примерно так же себя ощущаю, - сказал папа, уткнувшись лицом в подушку.
– Только молчу. Из-за присущего мне мужества. Ну, как спартанский мальчик с лисёнком, помните легенду?
– Молчишь ты, как же, - мама вытерла злые слезы.
– Даже я сегодня много новых слов узнала, а уж как ты свою дочь просветил...
– Она, если по медицинской линии пойдет, еще не такого
– В острой боли себя сложно держать. Но ты, Маш, всё забудь, все плохие слова, прямо сейчас же, ладно? Я тебе потом помогу список написать всех слов, которые нужно непременно забыть. Или, может, Зоя тебе напишет!
Мама хихикнула сквозь слезы, хлопнула его по плечу. Санитары вернулись с носилками, осторожно помогли папе перебраться на них, подняли, понесли.
Мама накинула пальто, поцеловала Машу, пошла за ними. Стало тихо.
– Вам нужно переодеться, Мария, - сказала Дженет.
Маша взглянула на свое платье - обгоревшее, по подолу пропитавшееся маслом, грязное, и кивнула.
– Я поднимусь наверх, - сказал Андрей, выходя в коридор.
– Поставлю чайник. Английская привычка - в любой критической ситуации первым делом нужно напиться чаю.
– И это помогает, - кивнула Дженет.
– Мария, а где же ваша кошка? У вас же черная кошка, изящная такая, Андрей говорил.
Маша подскочила в ужасе - а вдруг Багира была на кухне, она перед ужином часто у плиты крутилась, да еще ведь и рыба была... Могла обгореть и лежать где-нибудь под столом, кто бы смотрел, до кошки ли было.
– Багира!
– позвала Маша в тревоге, спеша на кухню, - Багира!
Кошка отозвалась из Вериной комнаты, Маша облегченно перевела дух, открыла дверь. Багира сидела на столе, в своей любимой позиции "пресс-папье", на стопке бумаг и книжек. Маша зашла открыть окно, пускай эта комната, которую мама упорно называла "голубым будуаром", тоже проветривается. Да и Багиру нечего оставлять в пустой холодной обгорелой квартире. Ночь была ясной, луна уже пошла на убыль, но все еще была почти полной, яркой, заливала комнату мистическим серебряным светом.
Маша подняла кошку, поправила бумаги. Сверху лежал конверт, подписанный "Маше". Маша видела, что аккуратная Вера посадила кляксу на букве "а", значит, писала второпях.
Ничего доброго от этого дня Маша уже не ждала.
Она со вздохом зажгла свет, села на Верину кровать и начала читать письмо.
Дорогая М., это записка "на вс.случай", я уверена, что вернусь раньше, чем ты найдешь конверт, но все же мало ли.
Я сегодня не ужинаю с В. (наоборот, он думает, что я уж. с вами), я в это время помогаю совершить необыкн. открытие, прорыв в истории и египтологии. Я говорила по тел. с сэром Б.
– благодаря его книгам и подсказкам я, кажется, додумалась, как можно открыть летум и войти в контакт с людьми, мертвыми уже много тыс. лет.
Только представь - это ведь совсем другая цив-я, др. мир. Все равно, что ступить на иную планету и познакомиться с её обитателями. А ведь археологи продолж. находить мум. тела разных эпох - возможно, многие из них тоже держат летум, и в него можно будет войти. Шагнуть в культуру инков и других великих цив-й Америки, узнать тайны др.Египта, м.б., даже Атлантиды.
Сэр Б. соглас. попроб. мою теорию и воспр. египетский похоронный ритуал, с канопами, "отверзением уст" итд. Я думаю, это откроет летум, воронка обретет силу и поднимется, в нее можно будет войти.