Соперники
Шрифт:
Он поднял бокал, чтобы произнести тост.
– Спасибо, – сказал он.
– За что? – Она держала бокал так, словно не собиралась притронуться к его содержимому прежде, чем узнает ответ.
– За то, что пришла.
– Ченс Стюарт – и такое смирение? – усмехнулась она. – Прямо не верится.
Он глотнул виски, и оно обожгло ему горло так же, как были обожжены его чувства. Но он давно научился их скрывать.
– Я получил уведомление о том, что ты подаешь на развод.
Теперь и она отпила вино.
– По всей вероятности, ты намерен бороться.
– Не вижу в этом смысла. – С его точки
Ее губы тронула вызывающая гримаска:
– Другими словами, ты бы стал бороться, если бы это помогло тебе заполучить Морганс-Уок?
– Флейм, я пригласил тебя сегодня не для того, чтобы говорить о Морганс-Уоке.
– В самом деле? – недоверчиво спросила она.
– Я хочу поговорить о нас с тобой.
– Никаких «нас» больше нет, если ты имеешь в виду себя и меня вместе. – Она помолчала, и в глазах ее мелькнул насмешливый огонек. – Надеюсь, под этим местоимением ты не подразумеваешь меня и Морганс-Уок?
– Я уже признал, что совершил ошибку, когда скрыл от тебя, что Хэтти Морган была моей теткой и Морганс-Уок достался бы мне, если бы она не отыскала тебя. Я был не прав также и в том, что умолчал о своем желании заполучить эту землю. Но все же главная ошибка заключалась не в этом. – Он тщательно подбирал слова. – Мне нужно было и то, и другое. Я пожадничал, Флейм. Но я не лгал, когда говорил, что люблю тебя. Если бы никакого Морганс-Уока не было, я бы все равно искал твоей руки.
На мгновение ее лицо отразило удивление, сменившееся настороженным сомнением. Она внимательно вглядывалась в его лицо. Спустя несколько секунд Флейм опустила глаза на бокал с вином, иронически поджав губку.
– Не правда ли, безопасная формулировка, Ченс? Звучит почти убедительно. Только вот ведь какая незадача – Морганс-Уок есть. И всегда будет. Так что все это – пустые разговоры. – Она подняла бокал, с насмешкой глядя на Ченса. – Видишь, как тебе повезло.
– О каком везении ты говоришь, если я потерял и тебя, и Морганс-Уок?
– Может, и так, – согласилась она. – Только точки над «i» еще не расставлены. Ты по-прежнему можешь опротестовать завещание Хэтти. И кто знает – возможно, ты даже выиграешь.
Он сидел перед ней, темноволосый и элегантный, в отлично сшитом на заказ темно-синем костюме в тонкую полоску и светлом шелковом галстуке, а мягкий свет свечей, отбрасывавший тени на его скульптурное лицо, еще рельефнее обозначал его черты. Пожалуй, сегодня больше, чем когда-либо, он походил на игрока – человека, который осмеливается совершать то, о чем другие только мечтают. Он жил на острие ножа, и ему это нравилось. Но ее это не завораживало, как прежде, – ведь игроки славятся обманом и жульничеством.
– Я не собираюсь оспаривать завещание, Флейм. Это ни к чему хорошему не приведет, мы завязнем на долгие годы в судебных тяжбах, на радость адвокатам.
Она слегка расслабилась – судебная баталия была ей не по карману. У Ченса было в этом преимущество – он мог позволить себе потратить на каждую ее тысячу десять своих и вернуть каждый цент. В то же время она не знала, можно ли полностью доверять тому, что он говорит.
– Но ведь планы имеют свойство меняться, правда?
Она надеялась только на то, что сумеет водить Ченса за нос достаточно
– В данном случае это возможно, – согласился он, – но почти невероятно.
– Значит, ты все же не сбрасываешь со счетов такую возможность?
– Я ничего не сбрасываю со счетов. И хотел бы, чтобы и ты придерживалась того же принципа.
– Я? – Она нахмурилась, не понимая, к чему он клонит. Когда он взглянул на нее, в его глазах появились боль и искренняя тревога.
– Тебе не приходило в голову, что я могу говорить правду, действительно любить тебя и желать остаться твоим мужем, независимо от того, являешься ли ты наследницей Хэтти или нет? – Она собралась ответить, но он ей не позволил. – Не отвечай, просто отнесись к этому как к возможному варианту. Вот и все. Иначе мы проспорим всю ночь. Почему бы нам не заключить перемирие? Я не буду пытаться изменить твое мнение обо мне, если ты не будешь то и дело возвращаться к Морганс-Уоку и к тому, что я хотел якобы тебя обмануть. Согласна?
Флейм задумалась, стоит ли ей уступить. Отказ означал бы проявление слабости.
– Ну что ж, – произнесла она. – По крайней мере, это позволит нам спокойно поужинать.
Ченс улыбнулся.
– Думаю, мы найдем, о чем поговорить. – Он взял меню. – Кстати, об ужине. Давай-ка выберем, что будем заказывать. Говорят, здесь отличное баранье рагу.
Ужин оказался более тяжким испытанием, чем Флейм предполагала. Она забыла, как невероятно трудно устоять перед обаянием Ченса. Она неоднократно ловила себя на том, что помимо воли откликается на его обольстительную улыбку или томный взгляд. Привычка, вот что это такое, условный рефлекс на знакомые стимулы. Она сердилась на себя за это. Но в то же время ее непроизвольная реакция служила достижению поставленной цели – заставить его поверить в то, что, приложив некоторые усилия, он сможет ее вернуть.
Когда Ченс пригласил ее выпить после ужина, Флейм отказалась. Однажды она уже задержалась, желая продлить пребывание вдвоем, – и хватит. Она извинилась, объяснив, что завтра ей рано вставать, а сегодня еще предстоит закончить кое-какую работу. Вряд ли он ей поверил. Впрочем, это не имело значения. Если он решил, что она хочет от него удрать – тем лучше.
Но от Ченса было не так-то просто отделаться – он настоял на том, чтобы посадить ее в такси. Ей пришлось ждать, пока он подозвал официанта и подписал чек. Когда они пересекали холл и Ченс легко обнимал ее за талию, Флейм вспомнила, как однажды поднялась с ним в этом лифте в его номер. Ее снова захлестнуло волной отвращения и ярости – как же он ее одурачил своей сладкой ложью! Больше этому не бывать.
На улице, где было по-вечернему прохладно, швейцар свистком вызвал такси. Когда оно было подано, Ченс сам открыл перед ней дверцу.
– Спасибо за ужин, – сказала она и начала усаживаться в машину.
Он остановил ее, взяв за руку выше локтя.
– Я хочу снова увидеть тебя, Флейм. – Это не было просьбой или мольбой, просто он выразил свое желание.
Она повернулась к нему – он смотрел на нее с тем безмолвным волнением, которое когда-то заставило ее поверить в серьезность его чувства.