Сопротивляйся мне
Шрифт:
Он усмехается. Проходит по комнате, снимает пиджак.
— Уматывай отсюда. Тебе не идет унижение.
Мне становится душно и хочется открыть окно. Он уже говорил мне эти слова. Однажды. В день нашего знакомства.
Напряжение возрастает.
— Я никуда не пойду, — говорю с вызовом. Он оборачивается. И я мгновенно сдаю позиции: — Пока мы не поговорим.
— Тогда я тебя за шкирку вышвырну. Что ты мне прикажешь делать в этой ситуации, Яния? Ментов вызывать? Обсудишь с ними незаконное проникновение в номер с целью… пусть будет воровства. Менеджер, что отдал тебе ключ, пойдет сообщником.
Я громко хмыкаю. Он никогда так со мной не
Единственное, чего я хочу, — это подойти и обнять его. Коснуться губами его кожи, вдохнуть родной любимый запах. Мы не виделись три недели. Я… так и не осознала, что это конец.
Он просто пришел и объявил, что всё кончено. И что он женится на другой. Я сперва не придала этому значения, пожелала удачи. За шесть лет наших отношений мы расставались множество раз. Однажды он уже почти женился, но в последний момент мы случайно встретились… вернее, я пришла в ресторан, где он был с девушкой. А ушел он уже со мной.
— Ты узнал мои духи, — обличаю я его. — Значит, не забыл. И никогда не забудешь, я права? Я пришла сказать, что жду ребенка.
Он смотрит на меня долгих пару секунд. А потом запрокидывает голову и хохочет. Громко, но совсем не весело. У меня всё холодеет внутри.
— Что ж ты позавчера нажралась в «Лимерике» так, что на ногах стоять не могла? — приподнимает брови. — Херовая из тебя мамаша уже на этом этапе.
Мое лицо озаряет довольная улыбка. Конечно, я не беременна. Но он ответил именно так, как я рассчитывала!
— Ага! Я так и знала, ты следил за мной. И контролировал, где я, с кем я, — тыкаю в него пальцем. — Потому что ты сам скучаешь. Переживаешь за меня.
— Не стоит фантазировать. Мне до сих пор по привычке скидывают фотографии с тобой.
— Мне тоже, — говорю я и смотрю на него.
Наш роман был долгим и запретным. Владимир не смог бы на мне жениться из-за моей семьи и моего прошлого. Мы никогда никуда не ходили вдвоем, он ни разу не брал меня с собой, когда ездил на юг к родителям. Мы не фотографировались. Меня словно не существовало вовсе. Но при этом я присутствовала в его жизни всегда. И все обо мне знали. И его родители, и друзья, и даже коллеги. Вокруг него одни лицемеры, а он этого словно не понимает!
Я тяну к нему руки.
Именно ко мне он приезжал вечерами уставший или довольный собой с целью отметить очередной успех или повышение. Я знаю его счастливого, спокойного или, наоборот, злого и взбешенного из-за проблем на работе. И я знаю, что ему нужно, чтобы расслабиться. Только я знаю, какую еду он предпочитает, какие фильмы может пересматривать раз за разом, над какими шутками смеется. А что, напротив, его раздражает. Он может быть веселым, чувственным, добрым и понимающим.
Я знаю его такого, каким его не видел никто. Он для меня самый лучший. И я не могу смириться, что мы больше не вместе. И что он достанется этой рыдающей соплячке в идиотской короне. Она не сумеет о нем позаботиться. Она его… просто не вытянет!
Он скрещивает руки на груди. Сам же страдает! Тоскует по мне, хороший мой, любимый. Такие чувства не стереть, из сердца не вытравить. Мучается, но не признается ведь. Никогда. Его взгляд режет мою душу на лоскуты.
— Ты принял решение, да? И пересмотреть его нельзя? Что, если я добавлю аргументов? Давай обсудим возможности, Вов, мы как-то же продержались шесть лет. Что-то
— Без изменений, — отрезает он. Холодные глаза, равнодушная усмешка.
Я знаю, что это маска. Он с такими тварями каждый день общается — лживыми, подлыми, ему без нее никак. Раньше он был другим, я помню. Сначала он начал надевать эту маску циничного мудака, когда заходил в здание прокуратуры или облачался в синюю бесстрастную форму, в которой присутствовал на заседаниях суда или на проверках. Потом, кстати довольно быстро, он к ней привык. И стал носить на улице, не снимать, когда отдыхал среди друзей и близких. И даже дома, со мной. Но я знаю, что внутри он не холодный и уж точно не равнодушный.
— Не унижайся. В фойе тебе вызовут такси. Это конец, Яния, — он бросает взгляд на часы. — Завтра я женюсь, тебя в моей жизни больше не будет. Я уже всё сказал тебе, добавить нечего. Мы расходились множество раз. Какой-то из них должен был стать последним. Вот и он.
— Из-за королевы красоты? Разве эта неопытная девушка могла вскружить тебе голову? Чем она тебе так понравилась? — я теряю над собой контроль. Понимаю, что так нельзя, только не при нем, но не могу остановиться. Я чувствую, что это действительно наш последний разговор, и отчаяние, порожденное безграничной тоской по нему, разрывает на части. Мне больно почти физически. — Ты ее успел попробовать? Ты был с ней? И как она? Уже меня? Слаще? Приятнее?
— Яния, дело это не твое. А вот то, что мое терпение на исходе — тебя касается в первую очередь. С тобой мы расстались, и я могу делать всё, что захочу. Тем более со своей невестой. Она мне нравится. Тебе тоже кто-нибудь понравится.
Мой истеричный смех пугает меня саму.
— Нет! Что мне без тебя делать? Я даже не представляю!
— Постараться не упасть на дно, с которого я тебя вытащил, — ставит он меня на место, затыкает рот. — У тебя есть квартира, работа по душе. Друзья. В этом городе никто не знает о твоем прошлом. У тебя новые имя и фамилия. Воспользуйся шансом. Но, если я тебя еще раз увижу рядом с собой, ты об этом пожалеешь. Я не шучу сейчас. Если ты хоть что-то сделаешь Анжелике, даже просто обозначишь свое существование, то твоя жизнь в Омске покажется тебе сказкой.
Мои губы дрожат, я заламываю руки. Он совсем, совсем меня не щадит.
— Но ведь ты меня любишь. Как же любовь, Вова?
— Я сыт по горло этой любовью! — взрывается он. Разрезает ребром ладони воздух. — В печенках она у меня уже. Я хочу другой жизни.
— Ходить со своей молоденькой девочкой по злачным местам, тискать ее прилюдно?
— Да, тискать прилюдно, — он делает шаг в мою сторону. — Не стыдиться своей девушки, не париться, что ее кто-то узнает. А гордиться ею. Не переживать, что у нее отключатся тормоза и она вернется к прошлому. Жить во взаимном уважении, планировать будущее и детей. А любовь? Что она мне дала хорошего? Просто секса мне давно недостаточно. А большего ты дать не способна.