Сорные травы
Шрифт:
Так что все эти байки, будто каждая больница снабжает кайфом всех наркоманов в округе, не более чем параноидальная дурь людей, которые ни разу сильнодействующее в глаза не видели. Разве что только ягодичной мышцей ощущали. А сочинять в уютных бложиках можно все что угодно — и что у мертвых в морге органы для пересадки воруют, и что при аппендэктомии почки выпиливают, и что все заведующие зарабатывают нереальные деньги на рецептурных веществах. Стократ легче самому на кухне в пробирке диэтиламид d-лизергиновой кислоты синтезировать, чем мучиться с бумажками на списание препаратов группы «А».
— У кого последнего он
— У Дианы Викторовны, — всхлипывая, ответила старшая. — Дня четыре назад…
А говорила — «только у меня». Но не стала бы Диана пачкаться — у нее муж зарабатывает столько, что с темными делами связываться не резон.
Грязь по ощущениям чем-то напоминала пластилин или замазку. Неужели какая сволочь слепок сняла? Дел-то — прижать ключ к кирпичику пластилина, а тот сразу забросить в холодную воду. Все прочее мастера оформят в лучшем виде. Олег когда-то устроил ликбез — рассказал, что использовать можно и глину, и гипс, но чаще всего берут именно пластилин.
Уайт-спирита бы капнуть, посмотреть, как прореагирует эта грязь. Да смысла заморачиваться особо и нет. Факт свершился — кто-то подделал ключ и умыкнул запас препаратов. Чем создал проблемы всему отделению, мне лично, а заодно и шефу.
— А еще раньше? — спросил я, уже прекрасно зная ответ.
— Луканову ключ давала. Да и вы просили — помните?
— Помню, помню, — проворчал я. — Получается, любой мог. Валентина Матвеевна, идите, работайте — я поговорю с главным, что-нибудь да придумаем. Лично я звонить в полицию не собираюсь — и так проблем куча, чтобы тут еще и дознаватели бегали. Как придумаем приличную версию для Госнаркоконтроля, тогда уж и вызовем.
— Спасибо, Иван Игоревич, — всплакнула старшая. — Вы прям как ваш отец, царствие ему небесное, всегда защитите, поможете…
— Ладно уж. Все будет хорошо, и не из такого выбирались.
Поспешно отвернувшись, я направился в ординаторскую, чтобы разгрести наконец бумажные завалы. В последнее время никак не удавалось спокойно посидеть над документами, а помочь некому — коллеги и так бегают с операции на операцию. Затишье после всплеска пострадавших в тот чертов день завершилось нежданно-негаданно, и теперь больница оказалась доверху забита новыми пациентами. В терапии койки уже в коридоре выставляли. Среди врачей шептались, дескать, люди специально стремятся лечь в стационар, чтобы, когда придет вторая волна эпидемии, им перепало чудодейственное лекарство «Лодибра». А что вторая волна будет, никто в народе не сомневался. Еще и журналисты подогревали истерию. Паника и страх — это их хлеб. Хорошие новости никому не интересны.
Подумалось, что начнется, если журналюги пронюхают про кражу наркотиков в моем отделении. Аж передернуло.
Я распахнул дверь ординаторской и замер — мое место оказалось занято. Причем у меня никогда не получалось расположиться именно так, по-барски — конструкция офисного кресла не особо позволяет. Но у Луканова эта поза вышла на все пять из четырех. В нем погиб отличный гимнаст.
— Сергей Васильевич, вам не кажется, что вы сели за мой стол? — мягко поинтересовался я.
— Не кажется.
Он сделал странное движение ногой. Потом поерзал, рукой подхватил себя под колено,
— Вы не ответили на вопрос. Что вы делаете за моим столом и в моем кресле? Я в принципе не против, если вам вдруг приспичило отдохнуть именно здесь, но сейчас мне работать надо.
— ЭТО — мое место, — окрысился он. — Оно должно было быть моим. Если бы не твой папашка-жополиз…
Я плавно приблизился к нему и совсем уж невежливо взял за воротник.
— О мертвых так не говорят, Сергей Васильевич. Будем считать, я не слышал того, что вы сказали о моем отце, — и немного тряхнул. Поразмыслил и тряхнул для верности еще разок. Но, видимо, перестарался — голова Луканова ощутимо врезалась в жесткий подголовник, обтянутый кожзаменителем.
— Руки убери, — пронзительно взвизгнул коллега и проворно отскочил, одним движением выкрутившись и из моей руки, и из объятий кресла. Халат не выдержал рывка и затрещал. — Ты мне еще заплатишь, щенок, — прошипел Луканов, обходя стол с другой стороны. Свет из окна скрадывал черты его лица — только глаза сверкали неожиданной глубинной злобой. Мне даже интересно стало, сколько же он обиды на весь мир подсобрал за пятьдесят лет жизни.
— За халат? — поинтересовался я, занимая свое место.
— За всё.
— Сергей Васильевич, успокойтесь. Нам еще работать вместе.
— Мне уже предложили более достойное занятие.
— И кто же?
— Тимошенко! — с вызовом бросил он.
— Наш бывший пациент? Михаилу понадобился личный хирург?
— Я буду его полномочным свидетелем.
— Свидетелем? Он собирается жениться? — Я приподнял бровь.
— Идиот! Я свидетель его воскрешения!
Я невежливо фыркнул:
— Сергей Васильевич предлагаю вам консультацию Деменко. Ничем, кроме временного помешательства, я не могу объяснить такое заявление хирурга, получившего классическое образование и столько проработавшего в медицине.
— Пошел ты, — выплюнул Луканов. — Сам загибайся вместе с этой гребаной больницей, с этим долбанутым городом. Скоро вам всем конец. Я увольняюсь. Сегодня же.
— Не могу сказать, что меня это сильно опечалит, — я пожал плечами. — Заявление на стол — и можете быть свободны.
— Уже, — процедил он, указывая пальцем на столешницу.
Я не обратил внимания, когда садился, на большой белый конверт поверх моих бумаг с крупной надписью черным маркером.
«Сыну стукача и жополиза Ивану Игоревичу Корнилову».
Коротко и емко.
Даже слишком.
— Ясно, — тихо ответил я и пружиной вылетел из кресла.
Луканов издал звук, средний между тихим визгом и всхрапыванием, и со всех ног бросился к двери, которая по вселенским законам справедливости открылась прямо ему в лоб. Сергей Васильевич автоматически отпрыгнул назад, развернулся, вскидывая руки, но мой кулак благополучно миновал хлипкую защиту и четко впечатался в переносицу, отбросив скандалиста обратно. В проеме ошарашенно замер реаниматолог Павел. Он как раз набрал воздуха в легкие, чтобы поздороваться, но так и не решил, что именно нужно сказать в такой пикантной ситуации. Павел принял летящего Луканова в объятия и, видимо, рефлекторно оттолкнул его ко мне.