Сорные травы
Шрифт:
Мы вышли в реанимационный зал. Паша провел к секции, где находился прооперированный вчера пациент. Внутри держался особый, тяжелый запах — крови и пота. Несмотря на хорошую вентиляцию, все равно помещение рано или поздно пропитывается им.
В секции расположились две койки. На одной лежал подросток с желтого цвета лицом и с еще большим числом дренажей, торчащих из брюшной полости. На второй — мужчина бледный до синевы. Многочисленные марлевые нашлепки на мелких травмах и так называемых асфальтовых ранах, серьезнее досталось области живота — оттуда выходило с пяток трубок.
Не нравилось мне это, ой, не нравилось.
— Паш, у этого что, хаэсэн [29]
— Да нет, это твой, — ответил Павел, переводя взгляд с пациента на мониторы. — Stercus accidit [30] !
Разлитой цианоз [31] никак не сочетался с показаниями приборов. На мониторах все отлично и стабильно — ну, для реанимационного больного отлично.
Не слишком церемонясь, я сдернул с Пашиной шеи фонендоскоп и нагнулся к больному.
29
Хроническая сердечная недостаточность.
30
Вот дерьмо! (лат.)
31
Патологический симптом — синюшное окрашивание кожных покровов и доступных исследованию слизистых оболочек.
— Дыхания нет!
— Что ж за херня? Мониторы сдохли? Эй, все сюда, быстро! Полундра, вашу мать!!!
Реанимационная команда примчалась чуть ли не мгновенно. Уверен, что им прыти придало и то, что сам заведующий орет. Быстро подсоединили к пациенту мешок Амбу и усиленно начали раздыхивать.
— ИВЛ свободный есть? — спросил Павел.
Сестра отрицательно мотнула головой, не отрываясь от больного. Кто-то наложил дефибриллятор, дал разряд.
А мониторы показывали норму — даже сейчас.
Я обошел койку и внимательно присмотрелся к переплетению проводов. Ухватил один и повел по нему ладонью. Через пару секунд я громко выматерился.
— Паш, иди сюда!
— Что там? — нетерпеливо спросил врач, не отрывая взгляд от действий подопечных.
— Увидишь. Иди. Тебе понравится.
Когда Паша подошел, я повторил все манипуляции с проводами. И показал ему, куда они ведут. Логично, что все мониторы показывали примерную норму. Все датчики висели на втором больном!
— Canis matrem tuam subagiget [32] , — Паша побелел от злости.
32
Твою мать имел пес (лат.).
— Хм, второму-то хорошо, — ухмыльнулся я. — Аж целых два комплекса за ним следят.
— Поймаю того, кто это сделал, — убью, — тихо, но очень-очень четко сказал реаниматолог.
— Что с ним, кстати?
Павел поморщился:
— Глупая драка пьяной компании — упал назад и наделся на ржавый штырь арматуры.
— Прогноз?
— Выживет. Но на одну почку у него меньше.
— Павел Сергеевич, — обратилась к врачу медсестра.
— Perite! [33] — рявкнул тот.
33
От…бись! (лат.).
Женщина,
— Павел Сергеевич, посмотрите.
— Похоже, стабилизировали, — пробурчал Паша минуту спустя. — А теперь установите нормально датчики, — и показал бригаде, куда именно ведут все провода.
Я внимательно наблюдал за выражениями лиц, но так и не вычислил того, кто так оригинально пошутил. Или просто той медсестры здесь не было. Может, вообще уже со смены домой ушла.
Сестры быстро увешали пациента фишками датчиков, установили пульсоксиметр [34] и подвесили на капельницу дополнительные лекарства. Теперь показания приборов уже не выглядели так обнадеживающе, как раньше, но хотя бы соответствовали реальности.
34
Прибор, измеряющий частоту сердечных сокращений и содержание кислорода в крови.
— Вот уж действительно, лучше горькая правда, чем сладкая ложь, — пробормотал я.
Павел мрачно хохотнул и добавил:
— Гоните, Иван Игоревич. Думал, что это у меня юмор черный.
— У тебя черный. А у хирургов острый. Как скальпель.
— Но продолжим, — осклабился реаниматолог, разворачиваясь к медсестрам. — Милые мои… Сообщите остальным, что я хочу лицезреть всех через двадцать минут в ординаторской. Кто не придет, тот окажется а tergo [35] . Избавлены от счастья получить люлей только дежурные — я с ними потом тет-а-тет побеседую.
35
В заднице (лат.).
— Через час, — поправил его я. — Павел Сергеевич, приглашаю ко мне выпить кофе и немного успокоиться. А не то ты поубиваешь всех — и работать будет некому.
— Резонно. Веди. — Он глянул на подчиненных. — И передайте всем — как только кто услышит грозную поступь заведующего, чтобы сразу летел на звук шагов. Иначе в пациенты переквалифицирую.
Паша зашел по пути к себе в ординаторскую и прихватил маленькую бутылочку Hennessy Х.О. Поймал мой взгляд:
— В кофеек добавить. Напиваться не будем — работы непочатый край.
Я кивнул:
— Тогда согласен. А то я решил, что и ты уже на все махнул рукой.
— Пока еще нет. Но знаешь, мысли мелькают. Сам видишь, что творится. Ты извини, что попса, — он приподнял бутылочку, — но пациенты чаще его несут. Как будто нет нормальных коньяков в Европе. Дети рекламы и глянцевых журналов.
— Зажрались вы, Павел Сергеевич. Мне вон три недели назад початую бутылку бразильского виски одна мадам презентовала. За то, что я ее мамашу прооперировал. Операция-то плевая была — но сам подход.
— И как вискарь?
— По виду — желтая ослиная моча. По запаху тоже. На вкус, извини, не рискнул — да и уже на треть отпитую как-то…
Павел хохотнул:
— А мне однажды вообще чудо-пациент попался. Когда я его с того света вытащил и домой отпустил, он мне в благодарность с женой знаешь что прислал? Ручную дрель то ли начала, то ли середины века.
— Раритет, — уважительно кивнул я. — Может, тебе ее в антикварную лавку сдать?
— Или еще, — продолжил Паша, — одна деятельница мне поставила пакет, мол, спасибо, доктор. Я только к концу дня в него заглянул, а там в трехлитровой банке свинка морская сидит, задумчиво на меня смотрит и сено пережевывает.