Сорные травы
Шрифт:
— О как тебя пациенты любят, а мне лишь выпивку и кофе таскают. Один раз только по-настоящему хорошую штуковину подарили — зажигалку. Потом покажу. А насчет экзотики… — я задумался, — была пара случаев. Однажды, не помню уже пациентку, она меня отблагодарила немаленьким таким мешочком сушеных апельсиновых корок. Сказала, что от всех хворей помогают. А еще когда сотруднице санэпидемки я аппендицит резал, так она мне по выписке принесла банку крысиного яда. Я так и не понял — понравилось ей лечение или нет.
Паша заржал:
— Типа, доктор, «выпей йаду»?
— Угу. Хорошо хоть коньяк с этим самым крысиным ядом не подарила.
Реаниматолог задумчиво покосился на бутылку, что держал в руке, и протянул:
— Н-да, напомнил.
— Что было?
Павел поморщился:
— Гадкий случай. Пятнадцать лет, паркурщик. Перелом основания черепа. Ликворея [36] такая наблюдалась, что я сразу сказал, мол, шансов почти нет. Но все равно поборолись — держали его месяц. Вроде бы и стабилизировался, а потом резко щелк — и ушел. Его мать меня все равно благодарила, хоть я и отказывался. Так что давай не будем о благодарностях пациентов.
36
Ликворея (liquorrhoea; лат. liquor — жидкость и греч. rhoia — истечение) — истечение цереброспинальной жидкости (ликвора) из естественных или образовавшихся вследствие разных причин отверстий в костях черепа или позвоночника, возникающее при нарушении целости твердой мозговой оболочки.
— Ага. Не будем. Но лучше уж благодарности, чем… Помнишь, как кардиологов менты трепали год назад?
— М-м-м. Не особо. Что-то смутно вспоминается…
— Ну давай, вспоминай. Тогда в кардиологию привезли тетку лет под пятьдесят. Вырубилась прямо около кассы в супермаркете. Рядом чудом оказались два интерна, так они до приезда «скорой» двадцать минут держали ее на непрямом массаже. Вытащили, можно сказать, на такой-то матери и молодом упрямстве. Одного потом врачи из «скорой» откачивали — перенервничал пацан, сердце у самого прихватило. Тетку выписали через месяц — жива-здорова, поскакала, как мустанг, домой. А благодарные медицине родственники накатали заявление в прокуратуру и потребовали найти тех двоих интернов. Потому что в ходе реанимационных мероприятий ребята устроили бабе трещину в ребре. И в связи с этим родственничкам, морально изуродованным еще при рождении, захотелось стрясти денег. А то, что любой опытный медик в такой ситуации пару ребер бы точно сломал, не восприняли ни родные пациентки, ни прокуратура. Во всей больнице тогда никто не стал содействовать следствию, менты в ответ еще и нас попытались приплести как соучастников. Вот это стресс! А ты своими переживаниями кичишься.
— Кто говорит о стрессах? — донесся с верхней площадки лестницы голос, искаженный эхом. — Кого излечить?
— Вадим, ты, что ли?
— Муа-га-га, — с раскатами мрачного хохота появился Деменко. — Я тебя ищу уже минут двадцать, нужен совет.
Реаниматолог поднял руку:
— Привет, предводитель невротиков!
— Привет, Паша. Твой совет тоже лишним не будет. О! Коньяк! Годно — сейчас как раз настроение такое.
— Под кофе, — пресек я попытку. — Еще работать и работать.
— Ну, под кофе так под кофе, — пожал плечами Вадим. — Мне как раз сегодня коробку хороших конфет принесли. Через минуту буду.
И умчался потрошить личный продуктовый склад. Такая заначка формируется практически у каждого доктора, который хоть немного специалист в своем деле. И ничего в этом постыдного и преступного нет, как бы ни повизгивали журналисты и сетевые герои клавиатуры. Сами бы попробовали пожить на зарплату врача полгодика — потом взмолились бы, мол, заберите нас обратно в уютненькие офисы, складывать никому не нужные цифры в экселе и марать чистые листы ворда нетленными отчетами. Хорошо хоть встречаются иногда пациенты, которые понимают, что без медиков жить будет совсем не
Минут через пять Вадим притащил увесистую коробку «Mozart Mirabell», выполненную в виде темно-красной скрипки, заодно прихватил пакет простого шоколадного печенья местной кондитерской фабрики.
— Такие конфеты даже кушать боязно, — пробормотал Паша, наливая по чуть-чуть коньяка в большие керамические чашки.
— А коньяк Hennessy Extra Old разливать не боязно? — поинтересовался Деменко.
— Был бы Remy Martin «Людовик Тринадцатый» — тогда было бы боязно. А так нет, — парировал Паша. — Обычный Hennessy — это развод для колхозных олигархов. Разве что Hennessy Ellipse неплох. Правда, пробовал я его один раз, но вкус запоминающийся.
— Вот прям ты все эти коньяки каждый день пьешь, что от «экстра олд» нос воротишь.
— Не каждый день и не каждый год. Но это не мешает понимать, какой коньяк хороший, а какой так себе.
— Зажрался ты, Пашка.
— Нет, всего лишь дистанцируюсь от грубой и обыденной реальности.
— Главное, слишком далеко не дистанцируйся — а то ко мне попадешь.
— У меня на такие конфеты денег не хватит.
— Ничего, расплатишься коньяками, что тебе пациенты таскают.
Я дипломатично прервал дружескую перепалку:
— За это и выпьем. За коллегиальную поддержку и взаимные обследования.
Вадим развернулся ко мне:
— Мы же кофе пьем. Может, еще чашками чокнемся?
— Ну, там же коньяк есть, значит, тост уместен. А в присутствии психиатра я чокаться не рискну, даже чашками.
— Оп-па, — изумленно протянул Деменко, невежливо указывая пальцем. — А я и не заметил. Кто это так тебя?
— Сам, о тумбочку, — проворчал я.
— Да серьезно, кто? Когда успел?
— Машка вчера буянила. Кстати, друже, спасибо тебе большое за совет. С него все и началось.
— Ясно. Жена не оценила? Тогда дополним тост пожеланием взаимопонимания в семье.
— Ага, — я не удержался. — Энциклопедия семейной жизни. Раздел «Влияние прикроватного светильника на либидо человека».
— А? Не читал.
— Пей кофе, темный ты человек, — отмахнулся я.
На минуту разговоры смолкли. Коллеги наслаждались кофе и вкуснейшими шоколадными конфетами. Я же просто сидел, согревая ладони чашкой, даже позабыв про то, что напиток остывает. А я ненавижу холодный кофе. В мыслях здравый смысл на пару с медицинским скептицизмом воевали с тем, что мне вчера рассказал отец Иоанн. Страшная сказка, в которую современный человек не поверит, пока не пощупает, не измерит, не проанализирует. А как это сделать — вот в чем вопрос. Все недавние события трудно объяснить даже по отдельности. Но если принять, что это части целого, то версия священника становится пугающе достоверной.
Меня больше озадачила собственная реакция, а не сам рассказ — я почти согласился с доводами Иоанна. Странно для врача, который хоть и верующий, но постольку поскольку — я никогда не постился и не придерживался строгих церковных правил.
Почему поверил, пусть и почти? Да потому что иной более-менее правдоподобной версии я пока не придумал. Как снизойдет светлая мысль, объясняющая и смерти, и странное поведение людей, и еще с десяток мелочей до кучи, так можно будет поспорить с Иоанном.