Сорока на виселице
Шрифт:
– А другой?
– Другой интереснее… Ты же слышал про Астерия? Где-то здесь, в глубине комплекса, есть камень, похожий на бычью голову, они притащили его с Земли… они собираются поднести ему мой палец…
Я слушал и почему-то не удивлялся.
– … Астерий дарует звезды, помнишь, что было написано на стенах Лабиринта… Хотя… Это здешняя шутка, Сенека жил гораздо позже, он не мог ничего написать на стене… именно на той стене, та стена была задолго, мы топчемся у стены… Хотя, насколько я помню, как раз он был склонен к… К мечу и мрачному парадоксу. Но Барсик спутал их планы…
Уистлер толкнул ближнюю цепь.
– Штайнер и Уэзерс считают, что ты отрезал себе палец, чтобы походить на Сонбати, – сказал я. – Правда, по ошибке
– Это правда?! – с восхищением спросил Уистлер.
– Да. Для того, чтобы возведение пирамиды шло быстрее. Непонятно, правда, как отрезание пальца связано со строительством… с монтажом вольфрамовой структуры?
Уистлер снова задумался, глаза его снова остекленели.
– Строитель пирамиды перед началом работ всегда приносил особую жертву… Чтобы умилостивить… Не помню, кто там у них был… Атон, Амон и сестра ейная Лыбедь, Бескрайнее Небо Лета… Ра. Точно, там был Ра. Обычно приносили в жертву палец, безымянный. Знаете, почему палец безымянный? Он нарочно предназначался для неба, поэтому ему не давали имени… Такой палец непременно закапывали под северный угол в час утренней звезды.
– Это правда? – спросил я.
– Не знаю… Я это только что придумал, но нельзя исключать, что так и есть… У Птолемея, кажется, в «Каноне»… Птолемей упоминает четырехпалых архитекторов, не думаю, что это случайно… Это неслучайно!
Уистлер принялся хохотать. С удовольствием, так, словно не смеялся уже давно.
– Это еще забавнее, чем палец неба, – говорил Уистлер. – Но… они на такое не способны. К сожалению… или к счастью… все-таки к сожалению. Им далеко до Сойера… помнишь финал «Бездны»? Как Сойер… то есть Орлов, там же Орлов… Орлов за несколько часов до первой синхронизации понимает, что успеха не будет. Он стоит на внешней палубе станции, вглядываясь в молчащее пространство, в безмолвие, и отчаянно понимает, понимает все, про ложный путь, про то, что все закончится катастрофой… И уже не может отвернуть, отступить, потому что катастрофа лучше позора, катастрофу можно пережить, презрение – никогда… Пожалуй, я последую совету Штайнера – отправлюсь спать. И ты, Ян, иди спать, после Объема рекомендуются как минимум десять часов сна и хороший завтрак… что-нибудь с гуавой, инжиром и шелковицей.
Уистлер зевнул и добавил:
– Они дураки. Растерянные дураки… пальца недостаточно, но что мы можем предложить…
Мой брат любил «Бездну», пересматривал много раз. Иногда я тоже ее смотрел, хотя мне «Бездна» не нравилась. Безнадежностью. Все вокруг говорили, что в ней, напротив, великая надежда, предельная.
– Завтра буду выращивать палец, устал от головоломок… Помнишь, Ян, ты сказал, что все зависит от текста? Вчера. Или позавчера… а потом мы проверяли, выдержит ли нас воздух. Так вот – ты был прав! Зависимость есть! И ее механизм – интереснейший вопрос, я им займусь в ближайшее же время… Конечно, Мария будет недовольна, но что поделать – наука требует…
Цепи качались.
– Гораздо большей самоотдачи… Я вчера… или… в один из поздних дней собрал материал… я должен это обдумать самым тщательным образом… Все-таки как славно лежать на хорошем диване и отращивать безымянный палец… Адастра, Ян, адастра.
В ушах звенело, и я решил, что стоит последовать совету Уистлера и попрыгать, лучше на левой.
Глава 16
Сообщение о делах в Юкатане
Не сова, кукушка. Барьер Хойла способен вносить искажения в данные навигационных компьютеров.
В истории мировой литературы это четвертое «Детство Сциллы».
Трюмы наших кораблей забиты книгами, в этом легко убедиться, обратившись к карго-ведомостям, каждый звездолет, стартующий с Луны, уносит в пространство тонны упакованных в стандартные грузовые
Частично книги оседают в маленьких библиотеках колониальных миров, частично их разбирают по домам страдающие сезонной ностальгией жители ойкумены, книгами комплектуются бортовые библиотеки звездолетов и походные библиотеки экспедиций, однако львиная доля литературы оседает в автономных хранилищах. Эти хранилища раскиданы по десяткам экзопланет, в том числе по мало и вовсе ненаселенным; в самом отдаленном уголке ойкумены, в мире, имя которого вы даже не знаете, которое состоит из нелепого сочетания букв и цифр, рядом с аварийным буем и стандартной сейф-капсулой легко встретить ангар, под крышу заполненный книжными стеллажами.
Земля избавляется от своих книг.
Согласно официальной версии Библиотечной Ассоциации, операция связана с легендарным нашествием червей Вильямса, а сама эвакуация есть не что иное, как масштабная санация земных фондов – не секрет, что барьер Хойла подавляет жизнедеятельность практически всех насекомых и беспозвоночных; абсурдность и нелепость этой версии вполне соперничает с анекдотичностью прочих.
Библиопаники.
Книжные истерии, обычно называемые библиопаниками, или просто паниками, плотно укоренены в человеческой культуре еще со времен Александрийской библиотеки. Каждое столетие с года Великой Утраты случалась книга, вызывавшая брожение умов, переселения народов, смуты, войны, геноциды, низвержение старых богов и восхождение новых, гибель империй; книги набирали силу, перекраивали мир, утрачивали силу и уже с вырванными зубами занимали почетное место на золотых полках непререкаемой классики, так повелось.
Книжные истерии наших дней носят гораздо менее разрушительный характер, собственно, библиопаники давно стали элементом досуга, безопасным активным хобби, как стрельба из лука, триатлон или фехтование, частью культурного ландшафта; тайные общества, некогда правившие миром железной рукой, превратились в клубы организаторов интеллектуальных розыгрышей. В истории мировой литературы было, как ни странно, четыре «Детства Сциллы». Первое издание две тысячи шестьдесят третьего года, повесть Даниила Рогова, фантасмагория в греческом духе, в конце, как должно, в сияющей орихалковой броне уставший бог спускается на золотом тросе для наведения порядка. Второе издание, две тысячи сто седьмой, Эль Бой Пескадо, «Детство Сциллы» – производственный роман о буднях проходчиков льда на Катчере. Две тысячи двести пятидесятый, Герберт Нахбарн, «Детство Сциллы» – познавательный иллюстрированный роман для широкой детской аудитории, повествующий об отважной межзвездной испытательнице Сцилле Войд, выслеживающей безжалостных и бестолковых космических пиратов Уго и Бразиса. Эти (кстати, далеко не самые распространенные) издания можно встретить практически в любой действующей земной библиотеке, четвертое же открыл Говард Тэльман, известный библиофил, чьей добросовестности нет причин не доверять. Тэльман утверждал, что во время дежурного рейда по библиотекам окраинных миров в одном из хранилищ Кесслера он обнаружил книгу с привлекшим его внимание названием. О существовании других книг с подобным названием Тэльман на тот момент не знал, а сам текст за авторством некоего Сэмюэля Мецкеса ему неожиданно понравился, архаикой, трогательным стремлением автора понравиться читателю, чего современные литераторы напрочь лишены; наивностью. Отгремели последние бури Реконкисты, алхимик Диамедей, отдав положенное поискам философского камня, увлекся процессами окончательной возгонки; его кубы становились все совершеннее, а тинктуры все выше, чище, со временем Диамедей стал настоящим волшебником и замахнулся на иное – задумал создать дистиллятор, отделявший бы самую тонкую, самую трепетную суть вещества, предмета или животного.