Сорока на виселице
Шрифт:
Тест на логическое мышление.
– Требуется выбрать между братьями Райт и братьями Монгольфье. Критерии неизвестны. Выбирайте.
Что гениальнее: воздушный шар или самолет? Тест на умственное развитие. Мой брат ответил «воздушный шар». Мой отец выбрал «воздушный шар». Все ответили «воздушный шар».
– Самолет бессовестно повторяет природу – крылья, киль, фюзеляж, лишь немного усовершенствованная птица, собственно, идея птицы, воздушный шар – другое дело, в природе нет летающих шаров… Летающий шар – выдумка гения…
Мария с сомнением хмыкнула, ее щека впиталась в лед фонаря, лед в кожу, казалось,
– Нет, это действительно так, – возразил Уистлер. – Покинуть землю на шаре, надутом горячим дымом, – это абсолютно гениально! Это не взгляд со стороны – это взгляд из-за стены! Из-за горизонта! Да, я знаю, что прежде были китайцы, что был Да Винчи, был еще много кто… но истинно первыми стали именно Монгольфье, мы здесь благодаря им…
Я увеличил скорость, оттенок тундры поменялся, выцвел, недолго до зимы. Зима на Регене семь месяцев, что тут делать зимой?
– Что есть наши звездолеты, как не шары, наполненные кипящим эфиром?! – рассуждал Уистлер. – Что есть наша экспансия, как не бегство от самих себя? Бег…
Мария выразительно зевнула.
– Мать стужи, я слышу твое близкое дыхание…
И еще что-то про Скади, Вельву и лежащий во тьме Ётунхейм.
Лыжный поход. Полярная экспедиция. К тому времени Мария, скорее всего, вернется на Землю, там ведь тоже свирепствуют черви и древоточцы, и кто-то должен призвать их к ответу, и Уистлер улетит… а я… не знаю… Мне не хочется на Землю, там нечего больше делать. Я, наверное, не смогу вернуться на станцию семнадцать и не хочу на станцию семнадцать, кажется, я уже отравлен небом, я хочу видеть дальше, оставаться в дороге.
– Каждый раз, чтобы подняться, нам нужно пробивать головой очередное небо… Воздушным шаром его не пробить.
Когда придет зима. К зиме можно подготовить вездеход, машину на пневмоподушке, несколько кают, компактный бассейн и сауну, небольшую купольную обсерваторию на крыше. Отправиться к полюсу, две с половиной тысячи километров на север, месяц через пургу, выжимающую из легких воздух, сквозь тьму и бешеные полярные грозы, если никто не согласится, уйду один.
– Все знают, что окончательно убедило Сойера в реальности потока Юнга, – рассуждал Уистлер. – Девушка с жемчужной сережкой! Это произошло во время его знаменитой серии в Эрмитаже, Сойер… Сойер был очарован, если не одержим красотой, он не сомневался, что именно она ключ и путь, красота… это как соль… красота и гравитация для него были стихиями одного порядка… Так вот Сойер, как большинство людей, искренне полагал, что линия гармонии от глаз девушки до ее сережки – это блистательный замысел Вермеера… Однако в ходе экспериментов в Эрмитаже Сойер узнал, что отблеск на жемчужине кисти Вермеера не принадлежит…
Ховер шел над тундрой.
Я оглянулся. Уистлер подышал на указательный палец и нарисовал на сапфире знак интеграла. Или разомкнутую бесконечность, плохо видно.
– Это вообще-то не отблеск, а след от неудачной реставрации, – сказал Уистлер. – Изначально мост между глазами и жемчужиной отсутствовал, пространство оставалось невыносимо плоским, как наши звездные карты. И скоро держатель ключа исправил ошибку давно мертвого гения… не ошибку, недосмотр – и у реставратора дрогнула рука… И возник объем, отворилась вечность, Сойер,
– Вот! Восторженный ею!
Мария не удержалась, отлипла от фонаря, обернулась к Уистлеру.
– Уверовал, что другого пути нет! – передразнила она.
Тундра на секунду полыхнула алым, ховер прошел над цветочной полосой, наверное, этими цветами и пахнет с утра.
– А при чем здесь вера, Уистлер?! – спросила Мария. – Ты же ученый, какая вера тебе?! Эта эрмитажная история не более чем красивая легенда, а вы из нее делаете космические выводы! И эти выводы каждый раз заканчиваются одинаково! Ты же сам видел! Развалины, прах и пепел. Имплозия.
– Другой дороги нет, – повторил Уистлер. – Другой дороги нет, ад пуст, все здесь…
– Знаешь, я все больше убеждаюсь, что Кассини при всей своей одиозности в чем-то прав – синхронные физики увязли… нет, погрязли в мифе, а с мифом во внешний космос не выйти. Мы в этом убедились… много, и много, и много раз! Но тебя это ничему не научило! Ты читаешь «Старшую Эдду», а тебе надо читать «Новую динамику»!
Мария была зла с утра.
– Ты читала «Новую динамику»? – спросил Уистлер.
Но, кажется, не удивился.
Мария зла, наверное, это меняется погода, сегодня закладывает уши, это забавно, такого со мной не случалось прежде, я поинтересовался:
– А если спросить братьев Монгольфье?
Уистлер расхохотался.
– Браво, Ян! – крикнул он у меня над ухом. – В восьмой раз свидетельствую – ты начинаешь кое-что понимать! Вот она – новая динамика! Чем чаще ты бьешься о небо, тем крепче становится лоб! Вот-вот начнутся дожди, давление растет, я чувствую…
В тот день ховером управлял я. Мария, приложившись щекой к сапфиру, мрачно смотрела вниз, Уистлер нервно тер шелушащийся лоб, Барсик пыхтел, дышал тяжело, с глухим присвистом, словно в горле у него что-то порвалось. А я опять думал – это на самом деле дефект дыхания или имитация? Барсик – это жизнь или имитация?
Когда я сегодня проснулся.
Уистлер стоял у входа. Он не стучал согнутым пальцем, не сопел, переваливаясь с ноги на ногу, но я знал, что он там. Я поднялся и выглянул в коридор, Уистлер стоял слева, уткнувшись лбом в стену. Барсик лежал на полу по коридору справа.
– Мне пришла в голову отличная идея, ты, Ян, не поверишь какая… Знаешь, в последние дни в голове прозрачные мысли, видимо, я чувствую осень…
– Их стоит записывать, – посоветовал я. – Мысли.
– Я уже записал несколько… я здесь, на Регене, понял, что записывать надо гораздо больше… Я много работал… последние два… или три… Прекрасные дни, очень плодотворно, много, много идей…
От Уистлера пахло прелыми яблоками, от Барсика – сухим и пыльным валенком, забавно, я опять вспомнил про валенок, валенки на далекой семнадцатой станции.
– Ты угадал, Ян! Пикник! Надо прогуляться, надо прогулять кота… Представляешь, заявился с утра как ни в чем не бывало, и даже морда невиноватая… А потом можно посмотреть «Бездну», ты сколько раз ее видел? Я раз пятнадцать, не меньше!
– Опять летим на пикник, – сказал я. – Опять в среду.
Совпадение.
– Синхронная физика не признает совпадений, – заявил Уистлер. – Синхронная физика признает закономерности… А тогда точно была среда?