Соучастники

Даяна Р. Шеман

– Понимаете… – с сожалением начал я. – Я вас совсем не знаю…

Ничего глупее я сказать не мог.

– А разве мы не знакомы? – весело спросила ты. – Вы заставляете меня делать невозможные вещи.

– Нет-нет, что вы.

– А если меня нужно спасать… – с азартом настаивала ты. – Вот, окажись я в смертельной опасности, вы бы тоже сказали: «Я вас совсем не знаю»? Я, скажем, не умею плавать. Хотите – покажу?

И, к моему изумлению, ты полезла в реку. Платье намокало: широкое, оно расплылось страшным кровавым пятном на поверхности. Не забравшись

и по пояс, ты внезапно как бы рухнула, вся спряталась в колышущемся зеркале. В страхе я схватился за весла. Не знаю, как я смог, но через полминуты оказался близ тебя. Протяни я руку – и смог бы сжать в кулаке расплескавшуюся «кровь». Но ты вынырнула быстрее, со смехом бросилась в меня.

– О, решил, что я не умею, не умею плавать! Я – не умею плавать!..

Я еле справился с тобой. Тяжелая и влажная, ты ко мне прижалась.

Растревожил меня хлопок – должно быть, у кого-то лопнул шарик. С испугом я сел в лодке, шляпа упала с моих глаз. С сомнением я взглянул на свои руки – и в них не было твоего платья. Я заснул, опьяненный светом.

3.

На корабле я оказался в половине второго. При мне был чемоданчик, в нем – несколько книг, рукописи и разбитый чайник из отеля (хорошая примета).

Не успел я ступить на корабль, как меня облили одеколоном.

– Чтобы всем было приятно, – услышал я.

Женщины сами выбирали, в чем «ополоснуться». Маленькая светловолосая расплакалась от разочарования, узнав, что «Москва» закончилась; после согласилась, чтобы ей на голову вылили флакон фиалковой воды.

Моя каюта нашлась на втором уровне. На двери ниже плана спасения висела табличка: «Просим в ресторан приходить босиком. У нас новый паркет». Мысленно я перекрестился.

Обустроился я быстро. С облегчением я обнаружил, что еще здоров. С полчаса я провалялся на постели, позже встал и решил прогуляться по палубе.

Корабль был высок и строен, я бы даже сказал, изящен. В нем мне безусловно нравились белизна и «нелюбовь к солнечному свету»: везде расставили зонтики, чтобы путешественники не беспокоились о красоте своей кожи. Помню, я слышал, что на Балтике особый отвратительный загар, что имеет наглость держатся полгода, делая тебя похожим на племенного альбиноса. Назвали же нашу величественную посудину в честь стряпчего князя Петра – «Титан Рона».

Тебя я не узнал. Ты стояла ко мне спиной, руками обхватив перила. На тебе некрасиво сидело длинное полосатое платье, волосы ты убрала за соломенную шляпку. Лента, переброшенная через правое плечо, трепетала белой летучей мышью, набрасывалась на попутчиков, а те от нее отмахивались. Я прошел мимо, размышляя о своем. Ты меня окликнула:

– Здравствуйте.

С легким раздражением я оглянулся. Я успел забыть твой голос. Сигарета с красным уголком на меня уставилась. Ты курила самым непристойным образом.

– Здравствуйте, – сказал я.

Мы смущенно помолчали.

– Это вы, – сказал я, чтобы не молчать.

– Конечно. Что же в этом удивительного?

Мне

захотелось поскорее уйти, но ты меня остановила:

– Как же вас звать?

– Фейнберг, Марк Анатольевич.

– Алиса Валентиновна. – Ты протянула руку. – Замятина – моя фамилия.

– А, – с радостью воскликнул я. – Вы случайно не та женщина-физик? Я слышал, о вас говорили. Что вы поплывете на «Титане». Это невероятно! Я так счастлив с вами познакомиться!

– Вы любите физику? – поинтересовалась ты.

– Нет-нет. Ничего не понимаю. Меня выгоняли из класса за то, что я не мог запомнить, что такое коэффициент полезного действия. Вы, наверное, станете смеяться.

Ты улыбнулась, и неожиданно мне стало тепло и хорошо с тобой. Как в музее, мне захотелось взять твою руку и просто о чем-то говорить, не пытаясь быть лучше, чем я есть.

– Вы не курите? – спросила ты.

– Нет.

– А пьете?

– Временами.

– А кем же вы работаете? – со смехом спросила ты.

– Я… человек свободной профессии.

– Вы работаете в правоохранительных органах? – спросила ты.

– Нет, нет. Я печатаюсь в журналах. В «Вымысле». Я поэт.

– О, – с уважением сказала ты.

– Вы любите стихи?

– Люблю?.. Очень. – Ты покраснела. – Раз вас печатают в «Вымысле», значит, вы очень хороший поэт.

– Хотелось бы в это верить. Кстати, что вы курите?

Ты показала мне пачку германских сигарет. С удивлением, вспомнив школьные уроки, я прочитал на ней: «Куря, ты поддерживаешь наше производство. Будь ответственным гражданином!» На пачке был нарисован интеллигентный юноша, который соблазнял противоположный пол красотою курения.

– Интересно, – сказал я. – Это на всех пачках написано?

– Разное бывает. У меня в каюте валяется пустая пачка, на ней… «Не беспокойся: эта жизнь убьет тебя раньше курения». Все законопослушные граждане Германии оттого много курят и пьют.

– Кто вам сказал?

– Я работала в Германии, – просто сказала ты.

Пока мы искали, на что присесть, я старательно вспоминал статью о тебе в «Вымысле». В газетах тебя называли великим ученым, первооткрывателем. За тобою закрепилась слава «военного работника», ты помогла нашей стране создать новый тип оружия. Я постеснялся спросить, сколько тебе лет. «Наверное, ей двадцать пять или около того, – сказал я себе. – Странно это, если вспомнить, на что она работала».

Я сел с тобою, головою опрокинувшись в небо. Твоя белая лента обхватила мою шею.

– Далеко вам, Алиса Валентиновна?

– До Риги. А вы куда?

– В Познань. Вы путешествуете, по работе?

– По личным делам. Я выхожу замуж. Из Риги еду в Париж, там меня встречают.

– А-а-а…

С любопытством ты взглянула.

– Я так, Алиса Валентиновна… путешествую.

Я решительно не знал, что говорить. Нужно было встать, но твоя лента крепко держала мою шею, и я боялся: пошевелись я, она сильно меня «поцелует».

4.