Советская поэзия. Том второй

Коллектив авторов

МАЛЫШ И МОРЕ

Малыш увидел море в первый раз. Смотрел он долго с берега крутого. Во взгляде широко раскрытых глаз Не страх, а удивленье чем-то новым. Не знает он, как море необъятно, Не знает мальчик, сам еще как мал: Он, с плеч отцовских глядя вниз, понятно, Себя ничтожным сроду не считал. А море тихое, в сознанье силы, Как добрый пес, ребенку лижет ноги. Вдруг ветер налетел, оно взбесилось, Валы растут, как горные отроги. А мальчик буре рад, ручонки тянет, Быть может, море полюбил сейчас. Наступит время — капитаном станет, Как якорь, сердце кораблю отдаст… Улегся

ветер, смолкли волны вскоре, Лишь голос малыша звенит светло, — А через много лет узнает море, Что в нем соперника и друга обрело!

ЮХАН СМУУЛ^{118}

(1922–1971)

С эстонского

МАЙСКИЙ ВЕЧЕР

Весенний лед и терпкий запах йода, И синий дым, и сумерки в порту. Два моряка торговых с парохода Поют, и гавань слышит песню ту. Гляди, дружок, сплетает сумрак сети, Спит чайка на прибрежном валуне. Горит маяк. В его бессонном свете Проложим курс, качаясь на волне. Отыщем по магнитной стрелке норда Дорогу в океан, на край земли. Чужие города, чужие фьорды Откроются в распахнутой дали. На флагах — судьбы наций и народов, Где доллар, где наручники, где страх. Но родины там нет у мореходов, Ни на своей земле, ни на морях. Висит закат над странами чужими, Как призрак новой мировой войны. В чужие страны мы плывем во имя Свободы победившей и весны. Винт заклокочет, мощно поднимая Косматых волн литое серебро. Флаг на корме горит. Он — праздник Мая, Он клич борьбы. Он — правда и добро. Сквозь тучи пробивается все реже Широкий луч, дорогу озарив… Сбивая в пену зелень волн прибрежных, Морской простор врывается в залив. Край неба в этом пурпуре далеком Был как привет прощальный моряка. И цепь визжит, и якорь поднят блоком, И синяя дорога далека…

‹1948›

ПАСАРБИ ЦЕКОВ^{119}

(Род. в 1922 г.)

С абазинского

КАК МНОГИЕ РЕКИ В ОДНУ…

Натруженным горным потоком Она по ущелью текла. Ей путь преграждала Высоко Поднявшая ребра скала. Арканом река обвивала Скалы молчаливой бока, А глыба с усмешкой взирала, Как тщетно боролась река. Вода горячилась, Но силы Не те, чтоб идти напролом, — Преграду река обходила, Тоскуя о русле большом. Но вот по лесистому склону Примчался бурлящий ручей. Он глянул на речку влюбленно И слился восторженно с ней. И следом — туда же влекомый — Второй. А за ними — опять. И сделалась шире, спокойней, Уверенней водная гладь. И вдруг на пути пред собою Увидела: В зелени ив — Река! А величье какое! Какой богатырский разлив! И тут же, пойдя на сближенье И вытянув обе руки, Свое заключила теченье В теченье могучей реки. И все неоглядней просторы, И берег все дальше, и тут Уже расступаются горы, Прямую дорогу дают. Мечты о свободе и силе Вздымали людскую волну. Народы вливались в Россию, Как многие реки в одну.

‹1957›

ИСААК БОРИСОВ^{120}

(1923–1972)

С еврейского

* * *

А миру — что, на самом деле, Большой иль малый

дан мне срок?! Для плеч его я не тяжеле, Чем ветром сброшенный листок. Но жизнь моя травинки стержнем В свой час земную твердь пробьет, Зазеленеет в шуме вешнем, С осенним шумом — отойдет.

‹1940›

* * *

Не по приметным звездам небосклона — Свой путь искали мы руками по земле, Колени в кровь разбив о пни в кромешной мгле, — Так бьются льдины в пору ледохода. Ни мужество, ни воля не иссякли. Вам камни и трава расскажут — верьте им! Мы путь назад найдем по памяткам своим — В залог мы оставляли крови капли.

‹1941›

* * *

И вновь друзья Во тьму бесстрастно Уходят, покидая нас… Там тишь трубит в свой рог безгласный И времени костер погас.

‹1943›

* * *

Что в то утро знали мы, что знали, Кроме собственных имен звучанья, Кроме блеска солнца на ресницах Да еще колосьев трепетанья? Что в то утро знали мы, что знали, Кроме зова райского из сада Вечности, беспечно почивавшей Возле врат разбуженного ада?…

‹22 июня 1965 г.›

* * *

Помедли, день, — постой, не торопись… На замки облаков нейди войною, Их небо возводило тишиною, Их синевою застеклила высь. А я еще не выплатил оброк, Меня к земле пригнут заботы снова, За мной еще — пророческое слово, Которое я миру не изрек.

‹1967›

* * *

С тобою, Время, шел я наравне. С тобою был в жестокой крутоверти, С тобой считал в зловещей тишине Всех тех, кто по сердцу пришелся смерти. Чуть из огня — и снова в бой крутой, Из боя — в пекло, в полымя со всеми… Так что ж ты мне простить не можешь, Время, Что не всегда я веселюсь с тобой?!

‹1971›

* * *

Благословен зеленый замок ваш, Где заросли травы и повилики И где цветы звенят и льют из чаш Росу на бледно-розовые блики Ущербного светила, что давно (Назло земле) в свою игру играет И — словно умирая — замирает, И человечеству тогда темно В тиши… А я благословляю вас — Смежите веки, выпейте прохлады И знайте: счастья большего не надо, Чем с солнцем встретиться в рассветный час! И — мелочь… Мой каприз, мужской, последний: Когда вы смотрите — в преддверье сна, — Как желтым обручем скользит луна По крыше затуманенной соседней, Пускай поэт пред вами промелькнет. Шагает он сейчас под пылью звездной, Тот пеший, безоружный Дон-Кихот, И любит вас, не ведая, что поздно…

‹1971›

* * *

Твой суд неправедный приемлю, Как серой осени приход. В боях за небо и за землю Не обескровлен Дон-Кихот, Не стал безвольным, равнодушным И твердый шаг не потерял… … Но ветер, мельницы разрушив, Победу у меня украл.

‹1971›

* * *