Современный грузинский рассказ

Думбадзе Нодар Владимирович

Вот о чем думал, стоя перед ним, Бакашвили — заведующий пятнадцатишоферным гаражом. Вот почему не двигался с места.

А генеральный директор гремел:

— На что похожа территория гаража! Как мне показать ее комиссии?! Не можешь работать, не умеешь — не надо, никто не неволит!

«Полк стоял, готовый к атаке. Бакашвили чуть ли не шепотом скомандовал: «Равняйся!» Триста человек затаили дыхание. «Смирно!» — почти про себя сказал он, и солдаты вытянулись в струнку. «Вольно!» — приказал он снова. Бакашвили ободрял солдат перед трудным боем, но

не повышал голоса, не бил себя кулаком в грудь, говорил, как обычно, спокойно, словно с одним человеком. И ни слова, ни звука не пропустили солдаты, влюбленно глядя на Деда. А было Деду — сорок три года».

Утром Бакашвили пораньше пришел в гараж. Все пятнадцать машин были там, но ни одна — на своем месте, шоферы оставили самосвалы где кому вздумалось. Захламленный двор гаража и вправду выглядел безрадостно.

Бакаша достал из сейфа запасные ключи и аккуратно поставил машины в ряд, потом предупредил механика не выдавать путевки — всех шоферов направить к нему.

Наконец заявились на работу и водители.

— Почему вчера на субботник не вышли, львы мой? Просил же вас, — деликатно поинтересовался Бакашвили.

— Не начинай, Бакашджан! Один выходной у нас, и то работать заставляешь? — опередил других бригадир.

— Будто мало работаем.

— С семьей побыть не дадут, детям порадоваться.

Водители зашумели…

«Если не заставим умолкнуть дзот — не пройдем дальше! Кто пойдет, львы мои? — спокойно, как всегда, спросил Бакашвили.

— Я уже пошел, что тут толковать! — откликнулся любимец командира Шалва Эскванджиа.

— Иди!

— В момент заткну ему глотку, так его перетак… — и Эскванджиа в мгновение ока выкатился из окопа. Короткими перебежками понесся к дзоту. В глазах остальных бойцов были обида и недовольство.

— Не могу же я всех послать? — сказал Бакашвили политруку и, передернув плечами, примиряюще добавил: — Чего коситесь? Мы… Вместе в атаку пойдем! И точка!

Как ни старался Эскванджиа, ничего другого не смог поделать с отлично укрепленным дзотом — грудью закрыл амбразуру…

— Вперед! — сквозь зубы процедил командир. — Вперед, львы мои! — И первым кинулся в атаку.

Приказ был излишним».

«Что-то изменилось, что-то происходит с людьми, — подумал Бакаша. — Как понять иначе такое — не считаться со старшим! Просьбу старшего не то что по положению, по возрасту и то положено уважить, если она не абсурдна, конечно…»

— Так вот, вы не явились на субботник, зато вместо вас заявился генеральный директор и при всех крыл и поносил меня. Пятнадцать гусей не вверил бы, говорит, тебе — посмел мне сказать! За что вы так со мной, львы? Почему подвели?..

— Брось! Нашел из-за кого переживать, — снова опередил товарищей бригадир. — Не знаешь, что он за подонок!

— Ладно, львы мои! Уберем территорию сегодня! Иначе не получите путевок.

Шоферы притихли, переглянулись.

— Сначала работа, потом уборка… С цементного звонили, почему, говорят, машин до сих пор нет, — сказал бригадир.

— Не уберете, путевок

не получите. И машины чтобы вот так, на свои места ставили, в последний раз предупреждаю. Для чего расчертила нам двор инспекция!

— За простой самосвалов Псхулухиа еще сильнее взгреет тебя!

— Я сказал, не уберете, путевок не получите. Ясно?

— На заводе нас ждут!

— Мне мебель надо перевезти. Ты же обещал?

— Сначала работа — потом уборка, и двор расчистим, и машины поставим в ряд, — пообещал бригадир.

Шоферы оглянулись на него и сразу поняли все.

— Хорошо, верю вашему честному слову!

Стемнело. Бакаша покинул гараж. Так и не дождался шоферов, ни одна машина не вернулась. Ушел не только потому, что кончился рабочий день, боялся — пристукнет кого-нибудь. Не выдержит. Ушел от греха подальше. «Но как быть с порядком, с дисциплиной?! Во всем и везде нужен порядок. Если сам не разумеешь, пусто в башке — оглядись, прислушайся — радио, телевидение, газеты кричат о дисциплине, о порядке! А на улицах? На улицах, по которым носятся его славные шоферы, львы его, плакаты красуются, и все о том же — порядок, дисциплина — везде и во всем! Эх, львы, львы!»

Утром в гараже он застал привычный беспорядок. И снова предупредил техника послать к нему водителей. Не скоро, но появились наконец. Зашли к директору. Бакашвили молчал — не знал, с чего начать. Молчали и шоферы. Ни один не извинился. И тут как назло зазвонил телефон.

— Почему задерживаешь машины, Бакашвили! Почему? — орал в трубке Псхулухиа.

— Дело было. Я должен был…

— Дело. На заводе цемент ждет, братец! Когда я втолкую тебе, что каждая минута задержки равносильна измене Родине!..

«Рапорт.

Заснул на посту в караульной будке. Не слышал, как прошли мимо него немецкие разведчики. Проснулся только от взрыва склада боеприпасов…» И перечислялся понесенный ущерб, в том числе и живой силы. Передать дело военному трибуналу… Бакашвили разорвал рапорт. Почувствовал на себе изумленные взгляды комиссара и других офицеров.

— Расстрелять! — отчеканил он.

Тот выстрел по сей день звучит в ушах. В какой адский грохот ни попадал он после того — и в зоне артподготовки оказывался, и рядом с грохочущими «катюшами» стоял, — но те, одиночные выстрелы из трех винтовок и сейчас не дают покоя.

Шоферы воспользовались замешательством директора и пошли к машинам. Самосвалы один за другим прогрохотали через ворота.

Бакашвили постоял во дворе, огляделся по сторонам и принялся убирать. Что только не валялось в ремонтных ямах! Каждая была свалкой изношенных шин, всякого хлама. Ребята из соседних дворов в партизаны играли в этих ямах. В них не то что гестапо, черт не сыскал бы маленьких партизан.

Бакаша выгреб мусор из одной ямы, потом из другой. В третьей находился «штаб», и ребята стали просить «дядю Бакашу» не трогать ее, но он разъяснил им, что местоположение «штаба» следует менять, а то враг засечет их, и мальчишки перебрались в другое место.