Союз-77. Книга-1. Теория заговора
Шрифт:
– Боз! – прорычал он, переводя взгляд с меня на Алю и обратно.
Здоровый хряк, я уже и забыл, каким он был крепким…
– Ох, Мурадян, – покачал я головой. – Плохие слова говоришь, некрасивые. Впрочем, что можно ждать от такого тупого мудака, как ты?
– Загрызу, сука! – захрипел он и рванул ко мне.
4. Молодой волк
Положение у Мурадяна было изначально более выигрышным. Он находился в двух шагах, готовый к броску, а я сидел на кушетке в неудобной, надо отметить, позе, да ещё
Тупой-тупой, но на животном уровне чувствовал, когда можно совершать бросок. Чисто инстинктивно, как зверь. Неподготовленный, застигнутый врасплох противник – что может быть лучше? Особенно, когда традиции, недавнее унижение и привычка доминировать вытесняют из головы даже тот минимальный здравый смысл, которого и так-то немного было.
Вот он и рванул вперёд. Как бизон, как бронепоезд. Ему надо было задавить меня массой, подмять, обескуражить, а дальше уже молотить, душить и ломать. И, скорее всего, тогда, пятьдесят лет назад, а если быть более точным, то сорок восемь, я двадцати пятилетний студент, получил бы значительный урон в этом бою. Да только со мной с той поры произошло много всего интересного.
Поэтому, врасплох он меня не застал. Более того, я намеренно его спровоцировал, чтобы он вот так, как полный дебил, с налитыми кровью глазами, бросился головой вперёд. Аля не очень удачно дёрнулась, случайно заступив ему дорогу, и тут же отлетела в сторону. Она только чудом не снесла белый застеклённый шкаф-витрину, влепившись в стену.
Мурадян обрушился на меня всем своим весом, вернее, собирался. Но я совершил абсолютно немыслимый для семидесятилетнего деда кульбит и проскользнул под его левой рукой, одновременно с этим подхватывая, увесистый, сияющий стеклом и металлом шприц. Он лежал в изогнутой эмалированной ванночке на белом металлическом столике.
Мурадян, разумеется, остановиться уже не мог, поскольку инерцию отменить был не в состоянии, и обрушился на чудом выдержавшую его вес, кушетку. А я, оказавшись у него за спиной, с силой поставил колено ему на позвоночник и, схватив за космы на затылке левой рукой, резко дёрнул на себя.
Он взвыл и… замер, будто в камень превратился, даже дышать перестал. А всё потому, что прямо в его зрачок с расстояния буквально пары миллиметров нацелилось жало шприца.
– Да ты не уймёшься? – тоном Ивана Грозного поинтересовался я. – Я бы мог прямо сейчас сломать тебе позвоночник или свернуть шею, не говоря уже о лишении зрения. Ну-ка, скажи: «хулиганы зрения лишают».
– А-а-а? – вопросительно завыл он.
– Повтори-повтори, – потребовал я приближая шприц ещё ближе к зрачку.
Он промычал что-то нечленораздельное.
– Ладно, не плачь. Сейчас уберу колено, но если дёрнешься, останешься без глаза. Понял? Давай, тихонько. Так, хорошо, поднимайся… Жопу свою толстую двигай! Вот так. Вставай. Вставай, я сказал!
Я подвёл его к двери, убрал руку и зарядил могучий пендаль под зад. Он отлетел к стене и сшиб несколько фанерных стульев, как из икеи. Упал, но вмиг вскочил, резко обернулся и ощерился, готовый напасть или отражать мои удары.
Я стоял перед ним
– Ещё раз тебя увижу, – кивнул я, – шею сверну. А если ещё раз к Алевтине заявишься, хер тебе отчекрыжу. И она засвидетельствует, что это была самооборона. Ты понял, боров? Всё пошёл отсюда. Пшёл, я сказал!
Напасть он больше не решился, так что послушался, но двинулся, как отступающий хищник, медленно и типа независимо, при этом яростно сверкая глазами и щерясь во всю пасть. Укусил бы, если бы смог. Иллюзий в его отношении у меня не было. Я был уверен, что он ещё не успокоился. Но что было делать? Убивать при Але? А потом и её, да? Смешно.
– Кабздэц тебе, – бросил он, дойдя по коридору до входной двери.
В качестве доказательства он ткнул двумя пальцами себе в шею.
– Сегодня если в клуб сунешься, я тебя на перо поставлю и всех дружков твоих, понял? И девок ваших разорвём, а потом общагу вырежем. Сегодня всё решать будем, студент. Считай, ты покойник уже.
– Нет, надо было всё-таки ему в задницу хлорида натрия вколоть, да чтоб концентрация побольше, как думаешь? – подмигнул я, потерявшей дар речи Алевтине. – Так, Мурадян, ну-ка вернись-ка. Иди сюда, мы тебе укольчик сделаем.
Но он испытывать судьбу не захотел и мухой вылетел из медпункта.
– А ты чем сегодня вечером занята? – невинно спросил я.
– Да, ко мне тётка сегодня… – начала она и осеклась – Ты думаешь, я…
– Ну, как же ты так, Аля? – покачал я головой. – Ты что, с этой обезьяной дружбу водишь?
– С ума сошёл?! —с видом оскорблённой невинности воскликнула она и широко распахнула глаза, и я понял, что да, водит.
– Не советую, Аля. Честно, не советую.
Когда я вошёл в общагу, вернее туда, где мы обитали, гремела гитара, а народ самозабвенно горланил:
Меня вчера укусил гиппопотам,
Когда я в джунгли вечером залез.
Я здесь сижу, а нога моя там,
А гиппопотам ушёл обратно в лес…
– Смотрите, Стрелец пожаловал! – крикнул кто-то, прерывая песню
Увидев меня, все повскакивали с кроватей и бросились навстречу. Подбежали, окружили, загалдели.
– О! Боец вернулся!
– Весь израненный!
– Точно! Голова обвязана, кровь на рукаве…
И тут же несколько человек затянуло хором:
– След кровавый стелется по сырой земле…
– Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведёт? – усмехнувшись, продекламировал я. – Кто под красным знаменем раненый идёт?
Ребята снова загалдели.
– Ты где пропадал?
– А мы уж думали, ты в Москву укатил!
Наша студенческая берлога располагалось в старой, ещё царских времён, кирпичной казарме. Здесь раньше воинская часть стояла, но её передислоцировали сто лет назад, ну а помещение сейчас использовали для студентов, а до этого для интерната, а ещё до этого в качестве общаги.