Союз Аустерлица
Шрифт:
Эрцгерцог говорил нарочито громко, чтобы слышали все солдаты ландштурма, обступившие нас со всех сторон. И я понял, что эти заговорщики-революционеры намерены использовать меня еще и для своей пропаганды и агитации. Мол, заручились уже поддержкой со стороны России, которая прислала к ним целого князя из ставки Кутузова. Хотя я один, понятное дело, не решал ничего, да и не мог решать в том положении, в котором оказался. Ведь я попал сюда не по своей воле, а по воле случая. Тем не менее, я чувствовал, что мое появление подбадривало присутствующих в их безумной решимости сражаться за идею реставрации целой страны на политической карте Европы.
Все солдаты смотрели на меня радостно, а их лица были
— Вы правы, поражение при Аустерлице никому из нас не делает чести. Но, из него можно извлечь уроки, чтобы не повторять снова подобных ошибок, — ответил я эрцгерцогу, стараясь сохранить спокойствие в голосе, несмотря на весь этот солдатский митинг, творившийся вокруг.
Эрцгерцог усмехнулся, а в его глазах заблестели азартные искорки:
— Извлекать уроки мы, разумеется, станем. Но, это потом. А сейчас, князь, мы собрались здесь не для того, чтобы вести мирные беседы. Мы собираемся обсудить с вами новые планы сражений! И я надеюсь, что Россия поддержит нас.
Тут и граф неожиданно громко объявил:
— Князь Андрей присоединился к нам не с пустыми руками. Русское командование прислало вместе с ним гвардейцев Семеновского полка, драгун Санкт-Петербургского полка и артиллерийскую батарею!
Ландштурм ответил на это известие радостным гулом. Вот только, граф не уточнил, что всех этих бойцов, оставшихся в моем отряде, не более полуроты, а пушки отбиты нами у французов. Впрочем, собравшиеся на площадке возле входа в рудник военнослужащие ландштурма не знали об этом, как не знали они и о том, что меня никакое русское командование не отправляло им в помощь, а оказался я в этом месте чисто случайно. Тем не менее, я чувствовал, как слова графа и эрцгерцога, полные решимости, захватывают воображение солдат, которые, наверное, представили себе два полнокровных русских полка с солидным количеством артиллерийских орудий.
Солдаты смотрели на меня так пристально, как будто я и на самом деле являлся каким-то полномочным представителем русской ставки. Они не понимали и не могли понять моего истинного положения попаданца, командовавшего горсткой бойцов. Но, из-за слов эрцгерцога и графа я уже невольно сделался для них символом надежды. Я знал, что должен действовать осторожно, ведь в замысле этих двоих лидеров заговорщиков скрывались опасности, которые могли обернуться против меня в любой момент.
Я испытал некоторое облегчение лишь тогда, когда ушел в сопровождении графа и эрцгерцога от возбужденной солдатской толпы, войдя под арку, ведущую внутрь холма. Как оказалось, эрцгерцог использовал в качестве своего штаба то самое помещение, которое до этого отгородили мои солдаты блоками известняка. Едва я уселся на деревянную скамью, поставленную перед походным столом, как Фердинанд сказал мне:
— Мы собираемся не просто поднять восстание против Габсбургов, а создать новую страну со старым названием, свободную от тирании!
— Так вы что же, хотите избавиться от монархии? — спросил я.
Он ответил:
— Ну, не совсем. Мы выберем кого-нибудь на роль монарха. Но, это будет всего лишь представительская должность. Лишь ширма, и не более. Мы создадим конституционную монархию, напишем конституцию, а управлять станем сами. Для этого у нас есть наше братство. Но, внешне все признаки монархии, разумеется, будут соблюдены. Мы не хотим идти по пути якобинцев. Нам ближе Оливер Кромвель. Формально монархию мы не упраздним. Лишь сменим правящую династию и ограничим власть монарха. Потому нам ничего не помешает обратиться
Глава 4
Слушая молодого эрцгерцога Фердинанда, я вспоминал, что Кромвель, кажется, занимался больше реформами, направленными на ограничение королевской власти парламентскими методами, старясь законодательно продвигать политические свободы для нового общественного класса, — для английской буржуазии. А вот якобинцы и их лидер Робеспьер проводили политику установления своей жесткой диктатуры после свержения королевской власти. Так что разница между последователями Кромвеля и французскими якобинцами имелась довольно значительная, как между умеренными и радикалами. Хотя оба политика, что Кромвель, что Робеспьер вошли в историю революционными лидерами и цареубийцами. Во время революции в Англии отрубили голову королю Карлу I, а во время революции во Франции казнили короля Людовика XVI и королеву Марию-Антуанетту.
Потому я не сильно удивлялся, что австрийские революционеры-аристократы, которые сейчас находились рядом со мной за одним столом в штабном помещении под холмом, собирались убить императора Франца. Вот только, их революционная идея сама по себе казалась мне весьма оригинальной. Ведь после революции Англия осталась все-таки Англией, а Франция осталась все-таки Францией. Здесь же революционеры хотели, упразднив Австрию, создать на ее месте совсем иную страну! Да они, пожалуй, превзошли всех остальных революционеров в желании разрушить привычный уклад жизни народа до основания, чтобы затем построить уже нечто совершенно иное, изменив даже саму национальную идентичность людей! И неужели же такое может получиться? Я сомневался, и потому сказал, стараясь направить революционный пыл эрцгерцога и графа в конструктивное русло:
— Итак, господа, если ваши цели — это свержение власти Габсбургов и восстановление Великой Моравии, то вам понадобятся не только красивые слова, но и реальные вооруженные силы. Вам придется не только воевать с роялистами, которые, наверняка, начнут вооруженное сопротивление ради реставрации власти правящей династии, но и отражать удары войск Наполеона Бонапарта. Который, уверяю вас, не останется в стороне от дележки Австрии, как только почувствует, что она окончательно ослаблена внутренней смутой. И будьте готовы, что другие страны тоже могут претендовать на австрийские земли. Я опасаюсь, что ослабленную страну захотят делить все ее соседи. И вам потребуется отражать натиск с многих направлений. А пока я вижу под вашим командованием лишь несколько тысяч неважно вооруженной пехоты, одетой в самые дешевые шинели, пошитые из серого некрашеного сукна. Причем, как я заметил, эти шинели сидят на ваших солдатах поверх обыкновенной гражданской одежды. Иными словами, у вас нет даже нормального обмундирования для формирования собственной армии. Да и вооружения, как я посмотрю, недостаточно. Я обратил внимание, что многие ваши солдаты ходят с пиками в руках вместо ружей. А у трети тех, кто с ружьями, на вооружении находятся старинные аркебузы с фитилями. Да и никаких пушек у вас нигде не видно. К тому же, я не вижу в ваших рядах кавалерию.
Эрцгерцог проговорил запальчиво:
— Да, князь, у нас еще мало войск! Но, здесь, пока что, собрались далеко не все силы нашего братства. Что же касается кавалерии, которую я вывел из-под Ульма, то она прямо сейчас сдерживает французов, маневрирует с боями к юго-западу отсюда, отвлекая врагов, чтобы мы с графом успели собрать ландштурм в этих землях до того момента, как французы нагрянут и сюда.
А граф прищурился в своей манере, но его интерес к моим словам явно возрос. И он проговорил заинтересованно: