Союз Тигра и Дракона
Шрифт:
* * *
[1]«Высшая опора государства», первый придворный ранг
[2] Городская управа
[3]Инь — «тень заслуг отца», дававшая льготы при сдаче экзамена
[4]«Счастье и Мир»
[5]«Лунное отражение»
[6]«Весна и осень»
[7]Рисовая водка
Глава 4
«Цянь» ??Смирение
Неразумно
— Ну и зачем они здесь, матушка?
Ван Лао, сын госпожи Мин, попытался спросить это небрежно, с лёгкой улыбкой, хоть и кипел про себя. Поступок матери, приютившей отцовского бастарда и его мать, казался ему нелепым и опрометчивым. Юнца Шэна он увидел мельком в коридоре, и сводный братец ему совсем не понравился. Уж не собирается ли отец выделить ему долю наследства? И почему мать пошла на это?
Однако высказать свои претензии в глаза матери Лао никогда бы не осмелился: госпожа Мин, принёсшая мужу значительное состояние и усадьбу, не любила, когда ей хамили и даже просто перечили. Одного взгляда на слуг, заискивающих перед госпожой и тихо смеющихся за спиной её супруга, любому хватало, чтобы понять, кто в этом доме хозяин.
Госпожа Мин в ответ на вопрос сына только поморщилась. Одной из причин, заставивших её тридцать лет назад согласиться на брак с Ван Мао, была его бесподобная красота. Он и сегодня заставлял молоденьких девиц оборачиваться ему вслед, а в годы юные был прекрасен, как Пань Ань. Но, увы, ни его сын, ни дочери на отца не походили. Все дети были похожи на неё, и хоть людей не пугали, но и обернуться им вслед никому и в голову бы не пришло.
А вот сын её соперницы — копия Ван Мао. Едва достигнет брачных лет, редкая женщина не выглянет из-за ширм полюбоваться им. Но если внешностью щенок обязан отцу, то откуда все остальное? Откуда умнейшая речь и понимание вещей, которые до некоторых и в сорок не доходят?
Госпожа Мин снова с тоской перевела взгляд на сына. Ван Лао красоты отца не унаследовал, зато высокомерием, транжирством да склонностью к гульбе сын и отец походили друг на друга, как две половинки одной сливы. Вечно застревали в тех ивовых переулках, где легче подцепить женщину, чем отцепиться от нее. И почему так несправедливо устроен мир? Почему дурные привычки отцов превращаются в пороки детей?
— Тебе-то что? Они не твой рис едят, — отрезала госпожа госпожи Мин, видя, что сын всё ещё ждёт ответа.
Уже три года, как Ван Лао кое-как отучился. Бездельника последовательно выгоняли в уездном училище с отделения китайской классики, истории и словесности. Выгнали бы и с отделения математики, да только туда его просто не приняли. Сдать экзамен, однако, даже уездный, так и не смог. Сегодня служил в канцелярии Лояна, под началом отца. Но что толку? Чин-то очередной по ходатайству папаши он получил, но никем не замечен, ничем себя не проявил.
Целый день этот лентяй вместе с сынком их соседа Бая протирает штаны в канцелярии, при этом оба ничего не делают, ибо делать ничего толком не умеют, а заставь их рескрипт переписать или справку какую навести, так того и гляди, перепутают, бестолочи, все бумаги да ещё и тушь на них прольют.
А вечерами
Печальные мысли госпожи Мин на минуту прервал приход дочерей. Ван Лихуа и Ван Лимэй хоть и слышали от слуг, что в доме поселились госпожа Чжао с сыном, новостью этой не заинтересовались. Что им какой-то мальчишка? Ван Мао пристроил обеих дочерей в свиту дочери губернатора Лояна, и обе говорили только о молодых вельможах из семей Ло и Му. Особым их вниманием пользовались выходцы из старой аристократии, молодые поэты и таланты.
Мать не оспаривала вкус дочерей. Любой их этих молодых людей был бы завидным женихом, да только незаметно было, чтобы кто-то из них заметил или отличил сестёр Ван. Да и с чего бы? Чтобы привлечь щёголя, мало разрядиться: талантом да находчивостью блеснуть надо, если уж небеса красотой не одарили. Нужно и стихи слагать, на музыкальных инструментах играть и уметь расписать веер или ширму. Но, увы. Каких только учителей сёстрам не нанимали, и поэзии, и музыке, и живописи учили, а толку не было. Сейчас два старых циня[1] валяются в кладовке, покрытые пылью, грифы зажаты между столбами. Никто к ним уже год не прикасался.
Сестры меж тем, коротко посетовав на лень дворцовых служителей, до сих пор не засыпавших песком лужи возле Покоев застывших цветов, взахлёб обсуждали вчерашнее состязание при дворе губернатора. Молодые модники состязались в игре на флейте и в умении возглашать сутры, и — подумать только! — оба турнира выиграл Му Лянь — старший сын начальника судебного ведомства.
Лимэй восторгалась Му Ляном.
— Он был бесподобен! Но тут выступила госпожа Лань с поздравлениями, стишки глупые сочинила…
— Да уж, что скрывать, есть такие, — поддержала сестру Лихуа, — ведут себя вольно, не опасаясь, что имена их могут стать предметом пересудов. Разумеется, дурно, когда девушка ведет себя чрезмерно неприступно, но вряд ли стоит всё время лезть всем на глаза. Не правда ли, матушка?
Госпожа Мин грустно кивнула. Да, доченька, скромность украшает, да вот беда: скромность трудно сыграть тому, кто головой над всеми, а тому, кто серее мыши чего скромность-то изображать? И мужчинам нравятся скромные женщины… которые сразу бросаются в глаза.
Но мысли эти пронеслись в голове женщины и растаяли. Высказывать их вслух она не видела смысла.
Госпожа Мин оставила детей и вышла на веранду. Опечаленная женщина снова вздохнула. Жизнь её семьи утекала, как вода меж пальцев. Дети оказались никчемными, муж — пустым и ветреным. И что ждёт её завтра? Волосы седеют, глаза слепнут, и только луна будет бледным бельмом пялиться сверху ночами на развал её дома…
Ветер усилился, прошуршав у пруда зарослями осоки. Вдруг невесть откуда вступила флейта, и от её чистого звука даже несущий его ветер умягчился и понежнел, точно взмах веера. Госпожа узнала мелодию «Ряски на озере»: напев точь-в-точь повторял порывы ветра. В напеве не было ни печали, ни веселья, он пел о спокойной озёрной глади, о лёгком ветерке и душевном покое. Госпоже Мин не хотелось, чтобы музыка смолкла, хотелось подойти ближе, чтобы звук флейты не разливался по окрестностям, а принадлежал бы только ей одной.