Сожги в мою честь
Шрифт:
«Смотри-ка, учитель! Теперь все понятно: язык, манеры, умение держаться. Ладно, Жак, molto bene, с ним нужно поаккуратней. Сноровистый парень, лучше следить за выражениями».
– Хорошо, мсье Жуфлю, верю. Заметьте, я не спрашиваю, могут ли соседи подтвердить ваши слова.
– Зря потеряете время, комиссар. Vae soli! Горе одинокому! Со времен процесса «421» в дом Жуфлю больше не ходят в гости. И даже если бы и ходили! В деревне каждый шпионит за соседом, но никто вам не расскажет.
Антония кивнула – знакомый феномен.
Взлетела
– Прежде, чем оставить вас в покое, спрошу еще одно: не бродил ли вокруг в последние дни незнакомец – довольно высокий, с бородой, в шляпе и в черном пальто?
Услышав вопрос, старик нарушил молчание. Резко, необузданно, на грани нервного срыва.
– Бродил! И не один, я видел множество, они оплакивали своих детей! В понедельник на руины клуба приехало несколько десятков.
– И повод был – десятилетняя годовщина драмы.
– Думаете, я не знаю? Уже десять лет я не сплю – вижу кошмары, бодрствуя.
– Вы перевернули страницу, мсье Жуфлю, и заплатили за свои ошибки.
– Шутите, комиссар? Назовите хоть одну из них! Я был мэром маленькой деревни, достаточно сведущим, чтобы решать проблемы с землей, но не с дансингом. Доверился тем, кто делал вид, что знает – вот в чем я ошибся!
Бражник выплескивал из себя килограммы желчи. На всякий случай Антония не препятствовала извержению – а вдруг хоть грамм был бы полезен.
– Весь кантон желал открытия этого клуба, а потом все бросили меня! И я получил сполна: штраф, условный срок, отзыв мандата! Я не говорю о худшем! Пусть лучше сын расскажет!
Он выплюнул табачную жвачку, почти задыхаясь.
– Теория айсберга, – подхватил адмирал, – все эти несчастья – лишь видимая часть.
– А что вы подразумеваете под скрытыми двумя третями?
– Адскую спираль, комиссар. Мать не перенесла бесчестья и умерла от горя. Моя сестра-близнец последовала за ней в могилу.
– По тем же причинам?
– О, она была серьезно больна. Скажем, дело «421» не улучшило ее состояние. Затем произошел развод моей другой сестры, Лидии. Муж потребовал от нее порвать с отцом.
– Как добродетельно.
– Добро пожаловать в деревню, здесь ничего не прощают.
Антония чуть не призналась, что хорошо знает местные нравы. Городок, где она выросла, находился неподалеку.
– И, чтобы довершить картину, меня бросила невеста. Но я философ, утешился быстро. Потерял одну – отверг десяток. Пуганая ворона, слышали?… Возможно, двенадцатая по счету окажется той, что надо.
Жуфлю-младший улыбнулся, помедлил, дав полицейским переварить откровения. И довершил исповедь, уставившись зелеными глазами в голубые глаза Антонии.
– Буду искренен, комиссар: я не знаю, кто убил вашу троицу, и не сказал бы, если бы и знал.
– Ясно и обжалованию не подлежит. Честность заслуживает уважения.
– И совершенно в духе предыдущего трюизма: в деревне ничего не прощается. Мерзавцы обманули слишком много людей и заплатили по счетам.
Что
Опрос подошел к концу.
Прощание было сведено к минимуму.
Затем, не обмениваясь впечатлениями, Антония и Милош двинулись в обратный путь. Дворняга вернулась к привычному лаю. Не проронив ни слова, полицейские отъехали от фермы под аккомпанемент настойчивых переливов. Молчание продолжалось до въезда на шоссе, где Антония вдруг приказала:
– Сверни направо, хочу проверить кое-что.
– Куда направо, патрон?
– В сторону кладбища, вон оно. Это ненадолго.
Милош подчинился с некоторой опаской. Темнело, каждая потерянная секунда означала, что придется продолжать путь ночью.
«Зря волновался», – успокоился Милош, подъехав к кладбищу. Крошечному – в соответствии с числом жителей деревни. Свободно вздохнув, он припарковался перед решеткой входа.
– Повезло, патрон, еще открыто.
– Жди в машине, я буду через пять минут.
– Могу узнать, что вы ищете?
– Фамильный склеп Жуфлю – профессиональное любопытство.
Антония ничего не добавила больше и убежала к могилам.
Чем заняться одному, без радио? Убивая время, Милош откинулся на сиденье и принялся считать кресты, видневшиеся над изгородью. Произведя инвентаризацию и осмотр, невесело задумался: «Кованые, мраморные, каменные… Скромные, средних размеров, огромные – настоящая борьба за власть ad patres. Даже после смерти многим нужно отличаться. Богат на этом свете – на кладбище самое большое и богатое распятие! А жалкий покойник имеет право лишь на маленькое! И на кладбище тщеславие, а во имя чего? Все мы окончим прахом…».
Появление Антонии вернуло его в мир живых. Она села рядом, явно довольная результатами.
– Трогай, денек-то прошел не зря.
Лейтенант повернул ключ зажигания, сгорая от нетерпения узнать причину такого торжества.
– Так что вам поведали мертвяки?
– Что не нужно очень-то доверять разглагольствованиям адмирала.
– Мм… А в чем подвох?
– Я увидела надгробие семьи Жуфлю. Красавчик Марк не солгал: мать умерла полтора года спустя трагедии.
– Но?… Ведь есть же и «но», патрон?
– Его сестра-близнец последовала за матерью в могилу. Только знаешь, где здесь собака зарыта?
– Могила, собака зарыта… не очень хорошо с вашей стороны так говорить.
– Я не шучу, Милош. Сестра умерла в июне этого года. Совсем недавно… а он скрывает свежую печаль… Это же близнец, его второе «я»…
– Черт возьми… Неплохо, согласен.
– С завтрашнего дня займешься им и его окружением. Аккуратно поспрашиваешь соседей и знакомых, я тебе доверяю.
Антония могла полагаться на помощника, тот уже освоил ее методы работы. Но и привычку анализировать тоже, а она упустила это из виду.