Сожженные мосты
Шрифт:
Пока то-се, пока Зигмунд свои записи вынул, что-то мне нехорошо сделалось, надо бросать эти заморочки с кофе.
– Расскажите, кто были ваши родители.
Так, сейчас пришьет какой-нибудь Эдипов комплекс, вот уж фиг вам. И только я собрался запустить какую-нибудь дичь, ну типа меня воспитали сибирские волки, как живот скрутило так, что рябь в глазах сменилась белым маревом. Стало тяжело дышать, сердце заполошно забилось в груди.
Траванулся, не иначе… Я таращил глаза и в тумане видел, как встревоженный Фрейд вскочил с кресла и кинулся ко мне…
– Отравление… Лена, –
– Зачем?
– Быстро! – из последних сил рявкнул я.
– Доктор, – я показал Фрейду на роскошный гостиничный санузел и попытался подняться.
Он сообразил, закинул мою руку себе на плечо, обхватил меня за пояс и втащил в ванную, успев по дороге нажать на кнопку вызова прислуги. Бледная Лена дрожащими руками ковыряла кусок мыла пилкой для ногтей, а я грохнулся на колени около унитаза.
– Давай, – я протянул руку, в которую она вложила кувшин.
С меня тек пот, живот крутило так, что разогнуться невозможно, в глазах стоял туман, и я слабел с каждой секундой.
Давай, держись! Распутина цианистым калием не убили, а тут «захер» какой-то!
Я пересилил слабость и принялся глотать мыльную воду, слыша за спиной, как Фрейд орет на коридорного: «Доктор! Шнелле!»
На четвертом глотке началась рвота. Я склонился в судорогах над фаянсовым другом. Спазм прошел, я вздохнул раз, другой и снова припал к кувшину, стараясь не замечать отвратного вкуса мыла и выпить как можно больше.
В общем, когда сначала из соседнего номера прибежали «боевики», а потом примчался настоящий доктор, я успел трижды проблеваться, и стало как-то полегче. Медик тут же поставил Лену строгать еще мыло, послал коридорного за марганцовкой, потом в восемь рук меня дотащили до кровати, Лена принесла таз…
Из забытья я вернулся ближе к вечеру. Лена сидела рядом и держала меня за руку, Распопов ножом чистил ногти, Фрейд курил на балконе номера, в котором, помимо давешнего врача, обнаружились и полицейские. Пожалуй, это слишком, и я снова провалился в беспамятство.
Утро началось значительно лучше, чем закончился вечер. Мне сообщили, что установлена попытка отравления, злоумышленников ищут и вскоре арестуют. На мои недоуменные вопросы: кому надо меня травить? – примчавшийся Кристиан все разузнал, объяснил, что это, скорее, всего, месть за того прибабахнутого дедка-нацика, чью палку я отнял на вокзале. Последователи у него такие же дурные, «папу обидели», вот и взялись за меня. Сам дедок уже в бегах – ищут.
Полиция сразу тряхнула портье, столь настойчиво зазывавшего нас в «Захер», нашла там кельнера, тоже состоявшего в «Немецкой рабочей партии», ну а дальше дело техники. Шустро они, но сейчас венским властям ни разу не нужна эдакая смерть царского молитвенника, и так отношения хуже некуда, а впереди Босния…
В отель пошло паломничество первых лиц. Приехал мэр Вены, вице-канцлер, еще какие-то важные чиновники. Объявился и наш посол – князь Урусов.
– Что же вы, голубчик, так неаккуратно, – попенял он мне осторожно. Видимо, тоже уже был наслышан про мои «французские» приключения.
– Ох, княже! – закатил глаза я. – Смертушка ко мне
Урусов испугался, побледнел. Лена же поняла, что я играю на публику, подмигнула. Посол это заметил, погрозил пальцем, вышел успокаивать австрияков.
Пришел с визитом Фрейд, рассказал, что полиция изъяла у преступников флакон с олеандром – растительным ядом – и я обязательно должен был видеть галлюцинации. Не поделюсь ли?
Вот же фанат! Пришлось закатив глаза рассказывать ему про волчицу Мару, что сначала украла меня в поле, а потом вскормила в сибирской чаще. Самой собой в сюжете был медведь Улаб и рысь Гира.
– А вы шутник, герр Распутин, – улыбнулся Зигмунд.
Лена так и вовсе расхохоталась.
– Читал в поезде Киплинга… – вздохнул я. – Отложилось.
– Да, наше подсознание весьма удивительно работает, – кивнул Фрейд. – Нам только предстоит изучить эти сложные механизмы.
Психолог откланялся, вернулся Урусов. Вместе с «боевиками» он насел на меня с предложением уехать. И побыстрее. Вот прямо вечерним поездом. Когда к нажиму присоединилась Лена – я сдался.
Пока упаковывались и собирались, пришлось вытерпеть еще один визит. Главного полицмейстера Вены, господина Брюгге. Он долго и велеречиво приносил свои извинения, просил сохранить инцидент в тайне. От меня было достаточно подписать заявления, суд приговорит преступников к заключению в особом режиме, без заслушивания сторон.
– Неужто душегубы согласны?
– Когда есть на то высочайшее повеление, – полицмейстер ткнул пальцем в потолок, – их никто и спрашивать не будет.
– Давайте заявление.
Глава 15
Вот казалось бы… Приехал национальный герой. Первый русский пилот. Толпы встречающих на вокзале, торжественный митинг, Кованько под песню «колонистов» «Смело в бой пойдем» цепляет на голову лавровый венок из золота… Ну ладно, позолоченный. Прием в Царском Селе, фуршет в Зимнем, море шампанского, салюты. Разумеется, образцовый пролет с разворачиванием в небе шелкового вымпела императорских цветов. Хотел было дымом выписать царский вензель, да на тренировке такое непотребство получилось… Все это под музыку военных оркестров. «И дамы в воздух чепчики кидали…» А потом ад, ад, ад…
Во-первых, чувствовал я себя все еще очень так себе… Болел желудок, периодически накатывала «морская болезнь». И все это приходилось скрывать, дабы не вызвать кривотолки. Прямо во время приема я мог уйти искать клозет, отговорившись временем молитвы. Это фраппировало «свет», но одновременно в народе опять пошли слухи о моей святости. Шутка ли… самого царя оборвал во время речи и ушел общаться с Богом.
Во-вторых, с царем и царицей тоже было не все гладко. У Никсы с Аликс – новое увлечение. Точнее новый фаворит. Тибетский лекарь Дэмчи. Круглый, упитанный колобок с хитрыми узенькими глазами. Бьет в бубен, чем-то окуривает царскую семью, поет заунывные песнопения. У шарлатана хватило ума не отменять мои назначения, поэтому цесаревич чувствует себя более-менее, но вот самодержец с императрицей… Эти периодически ходят по дворцу с остекленевшими глазами.