Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории
Шрифт:
В «Объясненном сознании» Деннет (Dennett 1991) выдвигает более детализированную концепцию, опирающуюся на большой массив недавних исследований в области когнитивной науки. Предлагаемая здесь модель, по сути, является моделью «пандемония», в которой мы видим множество мелких агентов, борющихся за внимание к себе, причем главную роль в дирижировании позднейшими процессами играет тот, кто кричит громче всех. Согласно этой модели, существует не «штаб-квартира», из которой осуществляется контроль, а множество каналов одновременного влияния. Деннет дополняет эту концепцию, обращаясь к данным нейронауки, эволюционной биологии, к коннекционистским моделям и порождающим системам, обсуждаемым в работах по искусственному интеллекту.
Несмотря на комплексность этой концепции, она направлена на рассмотрение главным образом тех же феноменов, что и более ранняя. В лучшем случае она могла бы объяснять способность давать
В отличие от большинства авторов, предлагающих когнитивные модели, Деннет недвусмысленно заявляет, что его модели могли бы объяснить все, что нуждается в объяснении относительно опыта. В частности, он полагает, что для объяснения сознания нужно лишь объяснить такие функциональные феномены, как способность давать отчет и контроль; любой феномен, который, похоже, остается за пределами таких объяснений, есть не более чем химера. Иногда кажется, будто он попросту допускает, что при объяснении различных функций объясняется вообще всё (см., напр., Dennett 1993а, с. 210), однако в других случаях он приводит аргументы. Некоторые из этих аргументов я рассмотрю впоследствии [77] .
77
В конце второй части своей книги Деннет обещает, что в третьей части он покажет, почему его функциональная концепция может объяснить всё, что надо объяснить относительно сознания; однако соответствующие аргументы отыскать непросто. Большая часть его рассуждений состоит из наблюдений, касающихся когнитивных процессов, с которыми с радостью согласится тот, кто разделяет мои настроения. Вопрос состоит не в том, правильно ли это понимание когнитивных процессов, а в том, объясняет ли оно опыт. Решающий аргумент, похоже, находится в диалоге на с. 362–368, где Деннет (по сути) утверждает, что в объяснении нуждается кажимость вещей и что его теория объясняет ее. Но, как я доказываю в главе 5, это утверждение играет на двусмысленности слова «кажется», а именно на том, что оно может иметь как психологический, так и феноменологический смысл. Эта теория могла бы объяснять нашу предрасположенность выносить определенные суждения о стимулах, но они и не были чем-то загадочным, тем, что нуждается в объяснении.
Ряд аргументов содержится и в главе 12: (1) аргумент против эмпирической возможности инвертированных квалиа (при неизменности поведения); но эмпирическая невозможность совместима здесь с нередуктивной позицией; (2) аргумент против джексоновского аргумента знания; я обсуждаю его в главе 4; (3) заявление о смехотворности эпифеноменализма квалиа; я обсуждаю эту проблему в главах 4 и 5. Деннет нередко смешивает вопросы о естественной и логической возможности. Так, он полагает, что «квалиафил» будет считать, что вычислительная машина лишена опытных переживаний, и поэтому уделяет немало места доказательству, что подобные машины будут обладать таким же сознанием, как и мы сами. Но это целиком совместимо с нередуктивной позицией. В последующих главах я сам доказываю это.
Подобная критика может быть высказана и по отношению к когнитивно — моделирующим подходам к сознанию Черчленда (Churchland 1995), Джонсон — Лэрда (Johnson-Laird 1988), Шеллиса (Shallice 1972, 1988а, 1988b) и многих других. Все они предлагают интересные трактовки когнитивных функций, не касаясь при этом действительно трудных вопросов.
4. Нейробиологическое объяснение
В последнее время приобрели популярность нейробиологические подходы к сознанию. Подобно когнитивным моделям, они могут немало способствовать объяснению психологических феноменов, в частности различных видов осведомленности. Они могут также сообщать нам что-то о процессах в мозге, скоррелированных с сознанием. Но ни одна из таких концепций не объясняет данную корреляцию: мы не узнаем из них, почему процессы в мозге вообще должны порождать сознание. С точки зрения нейронауки подобная корреляция есть не более чем некий исходный факт.
В методологическом плане не очевидно, как вообще можно приступать к созданию нейронаучной теории. Как проводить эксперименты, устанавливающие корреляцию между некими нейронными процессами и сознанием? Обычно теоретики неявно опираются на какой-то психологический критерий сознания —
Однако сам факт использования здесь таких косвенных критериев ясно показывает, что тут не дается редуктивного объяснения сознания. В лучшем случае нейрофизиологическая концепция могла бы объяснять механизмы реализации релевантного психологического свойства. Вопрос о том, почему данное психологическое свойство должно сопровождаться сознательным опытом, остается без ответа. Поскольку успех этих теорий зависит от допущения связи между психологическими свойствами и сознательным опытом, ясно, что они не объясняют эту связь. В этом можно убедиться, рассмотрев ряд недавних нейронаучных концепций сознания.
В последнее время внимание в нейронауке было приковано к колебаниям частотой в 40 Гц в зрительной коре и в других участках мозга. Фрэнсис Крик и Кристоф Кох (Crick and Koch 1990) выдвинули гипотезу о том, что такого рода колебания могут оказаться фундаментальной нейронной характеристикой, ответственной за сознательный опыт, и отстаивали идею развития нейробиологической теории в подобном ключе [78] .
Но почему колебания частотой в 40 Гц? Главным образом потому, что, как можно заключить из имеющихся данных, эти колебания играют важную роль в связывании различных видов информации в единое целое. Два разных типа информации о какой-то сцене — к примеру, относительно формы и локализации объекта — могут представляться по отдельности, однако эта теория указывает, что обособленные нейронные репрезентации могут совпадать по частоте и фазе их колебаний, что допускает объединение этой информации в позднейших процессах и ее сохранение в рабочей памяти. Подобным образом самая разная фрагментированная информация могла бы оказываться интегрированной в «содержания сознания».
78
Позже Крик и Кох расширили свой поиск нейронной основы сознания за пределы колебаний в 40 Гц, но это не изменило его сути. Колебания хороши свой наглядностью.
Такая теория и в самом деле могла бы нейробиологически прояснить процесс связывания и рабочую память, а в конечном счете и то, каким образом информация интегрально используется при контроле за поведением. При этом, однако, остается без ответа ключевой вопрос: почему эти колебания должны сопровождаться сознательным опытом? Данная теория дает частичный ответ: потому что эти колебания ответственны за связывание. Но она не рассматривает вопрос, почему само это связывание должно сопровождаться опытом. Успех этой теории зависит от допущения сопряженности связывания и сознания, и поэтому она не объясняет ее.
Крик и Кох, похоже, сочувственно относятся к «большой» проблеме сознания, называя ее «главной загадкой, с которой приходится иметь дело при создании нейрональной концепции психического». Они доказывают, что чисто когнитивистские подходы обречены на провал и что нужны теории нейронального уровня. Но они не дают нам основания считать, что их теория превосходит когнитивные теории в плане ее способности отвечать на действительно трудные вопросы. На самом деле они и не утверждают, что их проект нацелен на решение проблемы опыта. В одном из интервью Кох достаточно ясно высказывается об ограничениях их подхода:
Для начала давайте забудем о действительно трудных аспектах, таких как субъективные чувства, так как у них может и не быть научного решения. Субъективные состояния игривости, боли, удовольствия, видения синевы или обоняния розы — разрыв между материалистическим уровнем объяснения молекул и нейронов и субъективным уровнем кажется здесь очень большим. Сосредоточимся на том, что легче изучать, к примеру на визуальной осознанности. Вы сейчас говорите со мной, но Вы не смотрите на меня, Вы смотрите на капучино и, значит, осознаете его. Вы можете сказать: «Это чашка, и в ней находится какая-то жидкость». Если я передам ее Вам, Вы протянете руку и возьмете ее — Вы осмысленно среагируете на мое движение. Именно это я и называю осознанностью [79] .
79
Цитируется в (Discover, November 1992, с. 96). Крик (Crick 1994, с. 258) тоже не исключает, что наука не сможет объяснить квалиа, но он более осторожен в своих высказываниях.