Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории
Шрифт:
Другая нейрофизиологическая теория сознания была очерчена Джералдом Эдельманом в «Воспомянутом настоящем» (Edelman 1989), а также в других его книгах и статьях. Ядром его теории является идея нейронных цепей повторного входа, благодаря которым перцептивные сигналы могут концептуально категоризироваться перед запоминанием. Перцептивная информация сложным образом взаимодействует с внутренним состоянием (как показано на рис. 3.3), порождая «первичное сознание». Его модель «высокоуровневого сознания» привносит новый элемент памяти, связанный с «семантической самонастройкой», что приводит к появлению понятий самости, прошлого и будущего. Все это увязывается с продуцированием языка, происходящим в зонах Брока и Вернике.
Рис. 3.3. Эдельмановская схема
Значительная часть работ Эдельмана посвящена объяснению скорее восприятия, памяти и языка, нежели сознания. В тех их частях, где речь идет о сознании, обсуждения зачастую туманны, но тем не менее возникает ощущение, что подобная модель в конечном счете может объяснить перцептивную осведомленность — то есть влияние процессов восприятия на последующие процессы и на контроль за поведением, — а также некоторые аспекты самосознания, в частности происхождение понятия самости.
Эдельман не объясняет, как все эти процессы должны порождать сознательный опыт. Он попросту принимает факт корреляции между ними. Он не скрывает этого обстоятельства, отмечая, что феноменальный опыт составляет труднейшую проблему для теории сознания, а также то, что никакая физическая теория не может в полной мере объяснить нам квалиа:
Это указывает на то, как надо относиться к проблеме квалиа. В качестве основы теории сознания разумно допустить, что подобно тому, как квалиа существуют у нас самих, они существуют и у других сознающих людей, неважно, в качестве научных наблюдателей или субъектов… Затем мы можем признать людей лучшим каноническим объектом для исследований сознания. Это оправдывается тем, что субъективные отчеты людей (в том числе отчеты о квалиа), действия, а также структуры и функции мозга могут быть скоррелированы друг с другом. После построения теории, основанной на допущении существования квалиа у людей, мы можем заново взглянуть на некоторые из свойств квалиа, отталкиваясь от этих корреляций. Таким образом, наша способность давать отчет и устанавливать корреляции при индивидуальном переживании квалиа открывает возможность для научного исследования сознания (Edelman 1992, с. 115).
Опять-таки, поскольку эта теория основана на допущении корреляции, ясно, что она не может предложить редуктивного объяснения опыта. Эдельман обычно говорит лишь, что он объясняет процессы, лежащие в основе сознательного опыта, и не утверждает, что он объясняет сам опыт [80] .
5. Апелляция к новой физике
Иногда утверждается, что ключ к объяснению сознания может быть найден в какой-то новой разновидности физической теории. Быть может, доказывая, что сознание не вытекает из физики нашего мира, мы неявно допускали, что эта физика подобна сегодняшней физике, в которой говорится о расположении частиц и полей в пространственно-временном многообразии, где протекают сложные каузальные и эволюционные процессы. Оппонент мог бы согласиться с тем, что существование сознания невыводимо из такого рода физики, но при этом доказывать, что сознание могло бы оказываться следствием новой разновидности физической теории.
80
Эдельман (Edelman 1989, с. 168) вполне определенно высказывается на этот счет: «Достаточно создать модель, объясняющую их различение, вариацию и последствия. Как ученые мы можем не беспокоиться по поводу онтологических тайн: почему нечто вообще есть, или почему теплое ощущается как теплое». Он проводит аналогию с квантовой теорией поля, которая позволяет различать энергии и материальные состояния, но не говорит нам о том, почему вообще существует материя. Эта аналогия прекрасно совместима с нередуктивной концепцией, которую я развиваю в последующих главах.
При отсутствии конкретных идей оценить этот тезис непросто. Неплохо было бы увидеть хотя бы пример того, какой могла бы быть эта новая физика. Пример, о котором идет речь, не обязан выглядеть правдоподобным в свете современных теорий, но он должен был бы быть таким, чтобы можно было опознать, что речь в нем идет о физике. Ключевой вопрос: как из очевидно
Проблема в том, что основные элементы физических теорий, как кажется, всегда сводятся к двум вещам: структуре и динамике физических процессов. Разные теории говорят о различных структурах. Ньютонианская физика говорит о евклидовом пространстве — времени; теория относительности — о неевклидовом дифференцируемом многообразии; квантовая теория — о гильбертовом пространстве для волновой функции. И разные теории говорят о различных видах динамики этих структур: ньютоновских законах, принципах относительности, волновых уравнениях квантовой механики. Но из структуры и динамики мы можем получать только структуру и динамику. Это позволяет удовлетворительно объяснить различные высокоуровневые структурные и функциональные свойства, но сознательный опыт останется незатронутым. Никакой набор фактов о физической структуре и динамике не может составлять феноменологический факт.
Конечно, в определенном смысле физика универсума должна влечь за собой существование сознания, если определить физику как фундаментальную науку, из фактов и законов которой вытекает все остальное. Такая трактовка физики, однако, тривиализирует интересующий нас вопрос. Если включить в физику теории, специально разработанные для рассмотрения феномена сознания, при отсутствии более основательной мотивации, то мы можем получить «объяснение» сознания, но оно точно не будет редуктивным. Для нас лучше всего трактовать физику как фундаментальную науку, объясняющую наблюдения за внешним миром. Если бы из такой физики вытекали факты относительно сознания без придания центральной роли самому сознанию, то сознание действительно оказывалось бы редуктивно объяснимым. Однако по причинам, о которых я говорил, есть серьезное основание отрицать возможность таких редуктивных объяснений.
Почти все идеи относительно использования физики для объяснения сознания сфокусированы на наиболее загадочной части физики, а именно на квантовой механике. Это понятно: объяснение физикой сознания было бы чем-то необычным, а квантовая механика по общему мнению является самой необычной частью современной физики. Впрочем, в итоге создается впечатление, что она недостаточно необычна для решения этих задач.
Так, Пенроуз (Penrose 1994) считает, что ключом к пониманию сознания может быть теория, примиряющая квантовую теорию с общей теорией относительности. Он полагает, что еще не понятые гравитационные эффекты могут быть ответственны за коллапс квантовой волновой функции, привнося неалгоритмизируемый элемент в законы природы. Опираясь на идеи Хамероффа (Hameroff 1994), он допускает, что человеческое познание может зависеть от квантовых коллапсов в микротрубочках — белковых структурах, обнаруживаемых в цитоскелете нейронов. Более того, Пенроуз и Хамерофф не исключают, что квантовый коллапс в микротрубочках может быть физической основой сознательного опыта.
Эти идеи крайне спекулятивны, но по крайней мере можно представить, что они будут способствовать объяснению ряда элементов функционирования человеческого познания. Пенроуз считает, что неалгоритмизируемый элемент при коллапсе мог бы объяснить некоторые аспекты наших математических интуиций, которые, как он полагает, превосходят возможности любых алгоритмических систем. Хамерофф считает, что коллапс суперпозиционной волновой функции мог бы способствовать объяснению ряда аспектов принятия решений, характерных для людей. Но ничто из этого, похоже, не помогает объяснить сознательный опыт. Почему квантовые процессы в микротрубочках должны порождать сознание? Этот вопрос не менее труден, чем аналогичный вопрос о классических процессах в классическом мозге. Когда речь идет о проблеме опыта, неалгоритмические и алгоритмические процессы оказываются в одной лодке.
Некоторые полагали, что ключом к теории сознания могла бы стать нелокальность квантовой механики, о наличии которой, возможно, говорят недавние эксперименты, опирающиеся на парадокс Эйнштейна — Подольского — Розена и на теорему Белла (см. подобные рассуждения в (Lahav and Shanks 1992)). Но даже если физика нелокальна, трудно понять, как это должно способствовать объяснению сознания. Даже при нелокальное™ физического процесса остается логически возможным, что этот процесс мог бы протекать при отсутствии сознания. Провал в объяснении не становится меньше.