Спариться с бывшей
Шрифт:
Он прищуривает глаза.
— Что? О чем ты говоришь?
— Ничего, извини. Просто сны, которые мне снились.
Шон отталкивается от стены, им движет любопытство.
— Какие сны?
— Как я встречаюсь с тобой здесь, как я нахожу тебя в лесу. Все те разы, когда я видела тебя в лесу, и мы… я-я имею в виду тебя, — я начинаю жестикулировать и тут же останавливаюсь.
Он отступает на шаг, как будто я опасная сумасшедшая или чудачка, готовая трахнуть любого волка, которого я только что встретила в лесу. Как будто он не совсем волк.
— Ты встречал
Шон выглядит совершенно сбитым с толку. Он как бы стряхивает все с себя, и я не виню его за то, что он тоже не хочет разобраться в снах.
— Послушай, я просто хочу, чтобы ты знала, я сожалею обо всем. Вот почему я не мог сказать тебе, где я был. Кем я был. Почему мы…
Он замолкает, но я знаю слова, которые он не скажет. Почему мы не можем быть вместе.
Возможно, нашим отношениям всегда было суждено закончиться. Вот почему его семья и слышать не хотела о том, чтобы он привез меня домой. Возможно, он всегда считал, что рассказать мне — это то, что всегда будет тем, что сломает нас.
Я сглатываю и двигаюсь вперед, преодолевая расстояние между нами. Я подхожу ближе и понимаю, что трансформация уже почти охватила его.
Зубы уже выглядят немного острее. Вдоль линии подбородка, лба, рук начали медленно проглядывать следы шерсти и усов. Я вижу, как удлинились и стали толстыми, темными его ногти, как от этого остаются синяки на костяшках пальцев.
Несмотря ни на что, я протягиваю руку и осторожно касаюсь его лица. Он закрывает глаза и выдыхает, выглядя так, словно изо всех сил старается не наклониться навстречу моим прикосновениям.
Я запускаю пальцы в его волосы, обхватываю ладонями лицо.
— Итак, что нам делать со всей этой историей с волком?
С остекленевшим блеском уязвимости в глазах Шон осторожно спрашивает:
— Как ты думаешь… это то, что ты могла бы принять?
— Шон… — я сглатываю. Глядя в его темно-карие глаза, я вижу это. Страх, что он был прав, скрывая все от меня. Это не было тем, что он держал в секрете, чтобы причинить мне боль, даже если таков и был результат. — Может быть, мы могли бы разобраться с этим. Попробовать, — так же нерешительно предлагаю я, в конечном итоге сдерживая то, что было у меня на сердце.
— Да? — он кивает, выглядя исполненным болезненной надежды и все еще неуверенным.
Мои руки уже запутались в его волосах, я наклоняю его лицо к своему и прижимаюсь поцелуем к его губам.
Мой лоб касается лба Шона, и я глубоко вздыхаю, звук почти сливается с хором немногих оставшихся сентябрьских сверчков. У меня сжимается горло, как в конце долгого плача.
Я провожу языком по его нижней губе, а затем по краю его зубов. Шон наклоняется навстречу поцелую, и через несколько вдохов он становится более глубоким, полным зубов, скользящих по коже, покусывающих.
Низкое рычание вырывается из его груди в мою и заставляет волосы у меня на затылке встать дыбом. Укол страха под кожей, желание взглянуть на небо тянет меня прочь, прочь
Затем он сдвигает все мое тело, демонстрируя неожиданную силу. Я издаю тихий писк удивления, когда он поднимает меня на руки, впиваясь хваткой в мою задницу, и притягивает меня к себе, мой живот прижимается к его бедренным костям.
И кое-что еще. Чем дольше я остаюсь прижатой к Шону, целуя его, тем более очевидным это становится, сильно впивающийся в мой живот. Я отодвигаюсь ровно настолько, чтобы освободить место и обвести контур его затвердевшего члена сквозь джинсы.
— Ты милый, — говорю я ему, хотя бы для того, чтобы увидеть, как румянец заливает его щеки, когда он отводит от меня взгляд. Он еще симпатичнее, когда застенчив.
— Если бы ты только знала, что ты делаешь со мной, — он вздыхает, и я прислоняю голову к его ключице, слушая приглушенное сердцебиение.
Завтра свадьба. У нас не так много времени, чтобы сделать вместе все, что я хочу. Я хочу привести его в свой коттедж и свернуться с ним калачиком на диване на вечер, хотя рационально понимаю, что это невозможно.
У него, должно быть, похожие мысли, потому что он целует меня в макушку с видом завершенности.
— Я должен отвести тебя на пивоварню как можно скорее, может быть, ты сможешь позвонить кому-нибудь, чтобы тебя забрали оттуда. Надеюсь, кто-нибудь не из моих родственников, — он морщится, делая неопределенный жест остальной части себя: — Ты же не хочешь видеть меня так близко к полнолунию. Это уже достаточно плохо.
Мое сердце сжимается. Я не хочу расставаться с ним в этот момент, чувствуя, что он все еще что-то скрывает от меня.
В такой уязвимый момент я хочу, чтобы он почувствовал себя желанным и достойным любви, но у меня не хватает духу ни с того ни с сего просто сказать ему, что я люблю. Может быть, я никогда и не перестану любить его, но я не могу вот так обнажить свое сердце. Я уже раз сгорела из-за любви к нему.
Но я могла бы показать ему, и, возможно, этого было бы достаточно.
Идея приходит мне в голову, когда моя рука скользит вниз по его животу, останавливаясь на ширинке джинсов.
Дыхание застревает у него в горле, и я слышу, как щелкают его зубы. Он достает свой телефон, чтобы проверить время. Я мельком вижу 9:03 на его экране, прежде чем он убирает его.
— У меня есть… может быть, еще час, прежде чем мне действительно нужно будет уйти. Обычно я могу сдерживать, по крайней мере, настолько долго.
— Итак… ты хочешь сказать, что у нас есть по крайней мере пятьдесят пять минут, чтобы добраться туда, и, возможно, еще пять минут в запасе?
Он прикусывает внутреннюю сторону щеки, прикрывая рот рукой, пока рассматривает меня.
— Скорее три.
Одной рукой я расстегиваю его ремень, затем пуговицу и молнию на джинсах. Он оглядывается через плечо, но не мешает мне вытащить его член в том месте, которое технически может считаться публичным. Полагаю, кто-то мог бы потратить десять минут, чтобы пройти через холм от пивоварни и увидеть нас, или проехать мимо со скоростью семьдесят пять миль в час.